Григорьев Аполлон: Два эгоизма. Действие второе

Гостиная Донских. Мебель рококо; по местам козетки. Освещено. 9 часов вечера.

Донской (с сигарой прохаживается взад и вперед, заложив руку на спину)

Чтоб черт его побрал!.. Его я жду с утра…

И в клуб не удалось… Неужто, как вчера,

Обманет он? Ну, ну, тогда я славный малый!

Блажен, стократ блажен, кто может отдавать

Имение в залог… Ну то ли, как бывало,

Лишь в Опекунский заезжать?

А то гоняй себе по всем концам столицы

Иль дома целый день сиди,

Зевай, кури и спи — да аферистов жди…

И что за тон, и что за лица

У этих всех господ? Ей-богу, на порог

Я не пустил бы их к себе в другую пору…

А вот теперь попутал бог —

Всем кланяйся и без разбору…

…

Акционером быть… Именье

Разорено, хоть просто брось…

А надо поддержать общественное мненье.

Женатый человек — нельзя ж без вечеров!

Женатый, боже мой, — да это не во сне ли

Уж делается все?.. Но нет, от этих слов

Седеет голова… И для какой мне цели

Жениться вздумалось?.. Зачем и для чего?

Женат не для себя, живу не для себя я;

Жена умна как бес, но в женщине ума я

Терпеть не мог давно: довольно своего…

Вы так встревожены; что с вами?

Ничего.

Жду кой-кого теперь…

Я с вами говорить хотел.

Со мной? о чем?

Я был вчера в палате, —

Хотелось ускори́ть раздел

С кузином… Дело в том, к необходимой трате

Все это повлекло.

Так что ж за дело мне?

Придется заложить нам тульское именье…

Скажите, Этьен, зачем вы лжете мне?

Донской (с видом оскорбленного достоинства)

Вам правда — оскорбленье….

Но дело в том — к чему без нужды лгать?

Вчера, наверно, вам случилось проиграть…

Но мне-то что до этого за дело?

Зачем же прямо вам и смело,

Иль лучше вовсе не сказать?

Донской, уничтоженный, садится на козетку, Донская на диван.

В кабинете?

В кабинете.

Вели закладывать! Поеду я в карете.

Несчастный человек! Его мне часто жаль!

Но виновата ль я в моем к нему презреньи?

Друг другу чужды мы — едва ль

Не будем вечно так: чужое униженье

Мне слишком тягостно… Сама я для смиренья

Не создана, о нет, мой боже, нет!

Что будет далее?.. Я чувствую, больна я,

Быть может, зла… Мечты минувших лет

Меня преследуют… День каждый, засыпая,

Молюся я о вечном сне…

Мечты прошедшего гоню я — но оне

Меня тоскою безотрадной

Неумолимо-долго жгут..

И снова образы встают,

И сердце просится так жадно

Вздохнуть вольней — любить хоть что-нибудь,

Надеяться, молиться, плакать, верить

Но день встает — и снова лицемерить,

Он часто говорил, я помню: мы одною

Идем дорогою, и вы когда-нибудь

Меня поймете… Этот путь

Теперь, как он, уже прошла я,

Теперь его насмешка злая,

Его проклятие безумное всему

Его неверие и искренность сухая,

Бывало, вредная ему,

Они понятны мне.

Донская, Любовь Степановна, или Эме, вся в розовом.

Cher ange.. Вы замечтались..

Я испугала вас.

Готова я

А вы еще не одевались?

Советовала б я

… Вы в нем чудесно милы

Блондинкам черное пристало a merveille

Но вы сегодня так унылы

Так бледны — et faut — il que je vous sonseille?

Вам просто надобно лечиться…

Вы думаете?

Цвет у вас совсем больной

Вам кажется

cher ange… Вы скрытны

Не годится

Так скрытной быть с сестрой

Эме, сегодня вас, наверно, ждут победы?

Bonsoir madames, я к вам

Сегодня рано — с званого обеда.

Мертвилов (разваливаясь подле нее на козетке)

Что ваш муж?

Vous permettez, madam?

О, нет, напротив, по делам.

Сегодня много вам готовлю я смешного.

Чего ж? — Баскакова!

Кого ж иного?

Во-первых, явится он к вам

В костюме истинно славянском

Мы с ним друзья. В театре итальянском

Его вчера уже я многим показал.

Он будет в охабне: за вход сюда свободный

Уже за вас я слово дал.

Он чудно сановит в одежде благородной,

Приедет вместе с ним заезжий фурьерист…

Вы их поссорите?

Я умываю руки

И, как Пилат, хочу быть в этом чист.

Еще кто будет к вам? Наверно, Кобылович?

Il est habitue chez vous

Кто это? Николай Петрович?

Я злым у вас давно слыву,

А все не в силах удержаться,

Чтоб русской правды не сказать..

В Москве я не встречал, признаться,

Подобной глупости; за деньги я казать

Его готов, как редкость, — любоваться

Им надобно — он просто клад,

Его всегда я видеть рад,

Чтоб Петербургу удивляться,

Как дураками он богат.

Он что-то медлит здесь…

По важным приказаньям

По государственным…

Так говорит он сам

За тайну всем, а чудесам

Здесь верят свято по преданьям

Смотрите! — Он известный дуэлист.

Уж он вам сказывал?..

Слыхал я, перед боем

Он удивительно речист

Глядит решительно героем

И не один последний лист

С рапортом или отношеньем

В последний раз успел уж подписать

С трагическим телодвиженьем.

Дивлюсь я, как он уцелел

В несостоявшихся дуэлях..

Но он не очень глуп.

Да! — всё о высших целях

Толкует он. И даже он умел

Под ум подделаться; о нем слыхал он много.

Да, редко, но встречал…

Ах, перестаньте ради бога:

Вы в чувстве не судья.

Сужу я слишком строго…

Что делать… Но умы — их всех наперечет

Я знаю, — два иль три, не больше: остальное

С чужого голосу поет.

Знавали вы Ставунина?

Его я

Имел сейчас в виду… Знаком он вам?

Он дьявольски умен, но дело только в том,

Что, к сожалению, картежным игроком

Он сделался…

Лет пять иль шесть. Именье

Он проиграл давно; общественное мненье…

С тех пор…

С тех пор, когда именье проиграл?

Не правда ли? — добавьте прямо.

Почти что так; но нет, он мнением играл

Непозволительно упрямо…

Наперекор идя всему,

Рассудку, чести и преданьям,

И веря одному уму…

…

Простите — без докладу к вам

Вошел я нынче…

Стыд и срам!

Что говорите вы, мой милый?..

Я очень рада вам… Садитесь! Вы давно

Мне ничего не говорили

О ваших.

От сестры — я с сентября одно

Всего лишь получил письмо.

И отвечали?..

… Верно, нет, — ну, как не стыдно вам?

Вас en flagrant d'elit, mon cher ami, поймали.

Вперед остерегайтесь дам…

Вы курите — хотите ли сигару?

Берите же смелей…

К сигарам я привыкла.

И угару

Вы не боитесь уж давно,

Не правда ли?

Те же, Кобылович, разодетый в пух, входит с уверенностью

Mesdames, messieurs, Сейчас лишь дело

— тотчас к вам… Мне редко суждено

Свободно подышать… У вас, скажу я смело,

Совсем забудешься.

Да — оно,

Когда хотите, так; в Москву для излеченья

Приехал я, — рассеянье, забвенье

Мне нужно было бы зимой,

Пророчил мне чахотку доктор мой…

Да что прикажите?.. Когда же мне лечиться?

Андрей Михайлыч навязал

Мне поручений тьму; работой наповал

Я завален и здесь. Решительно кружится

От дел различных голова…

У вас в Москве совсем не знают, как трудиться…

Чужим трудом живет Москва…

И дела нет — она абстрактами живет,

И каждый здесь сидит и ждет

Доходов с пашни, сенокосов

И прочего… Прощаяся со мной,

Мне говорил Андрей Михайлыч мой,

Что он и воздуха московского боится…

Но, видно, мне не заразиться

Московской праздностью… Я страшною хандрой

Томлюсь в бездействии, — мне дела вечно мало…

Андрей Михайлыч говорит,

Что он, хоть так же мало спит,

Но больше моего… Me croirez-vous? Бывало,

Двенадцать сряду я часов

Был просидеть всегда готов,

Потом куда-нибудь на вечер отправляться.

И там всё та ж потребность заниматься…

Не сладить с глупою хандрой…

Что ж делал я?.. Чтоб силам дать движенье,

Я занимал себя азартною игрой…

А не восточный наш покой…

И раз Андрей Михайлыч мой…

Донская (которая слушала все это, видимо, рассеянно)

Вы были в Лючии?.. Как Сальви вам в сравненьи

С Рубини кажется?

Да кстати! здесь и мненья

Общественного нет, — у нас

Гарсисты есть, кастелянисты,

Есть жизнь, есть общество — у вас

Ничто нейдет: одни лишь гегелисты

С абстрактами! Андрей Михайлыч раз…

Скажите, говорят, у вас в ходу букеты, —

Возами возят их на сцену, слышал я?

Бросают даже и браслеты,

… и точно, должен я

Сознаться, есть за что… Не понимал нимало

Я вкусу в музыке, бывало, —

Но с итальянцами… я к пению привык,

И даже понимал язык —

Так мелодичен он… Мне говорил недавно

Андрей Михайлович, что слух развил я славно.

Que vous еtes obligeante!

Я вам плачу визит…

Без церемонии — мой муж, рекомендую.

Садитесь здесь… со мной…

Мadame Приклонскую.

Она

Недели две была больна

И уж давно не выезжала…

Она помолвлена. С'est une nouvelle du jour…

С'est une nouvelle du jour…

Ах, это вы, bonjour.

Вы вечно с сплетнями, — сначала

Я не видала вас.

Приклонской суждено

Переживать мужей. Одно

Готов я предвещать, что много два, три года

Осталась Постину прожить…

Ему — помилуйте, для этого народа,

Отупщиков, и смерть нетрудно подкупить.

Те же, Ставунин; при появлении его Мертвилов принимает еще более небрежную позу; Кобылович оправляет галстук и идет к огню закуривать сигару.

Так поздно…

Виноват, простите, ради бога,

Меня за медленность винить

Я умоляю вас не строго:

В Москве мне так давно не приходилось быть,

И я обычаев салонных

Успел так много позабыть…

С друзьями стыдно вам.

Вы слишком благосклонны.

(Садится и взглядывает на всех равнодушно.)

Скажите, где ж monsieur Донской?

Перебирает конец шарфа. Минута общего молчания, во время которого Елена оставляет свое место на диване и садится на креслах подле Ставунина так, что он сидит между ней и Донской.

Я с Москвой

Расстался так давно; в ней многое и многих

Не узнаю теперь, что шаг, то новость мне.

Скажите, в ней по старине

Полны ли все приличий строгих?

Удар назначен, верно, мне,

Но я вам говорил…

Давно уж с удивленьем

Я раззнакомился совсем,

И удивляться, между тем,

Теперь учуся я с терпеньем,

Как учатся иные удивлять.

Вы и сами удивить, как кажется, забвеньем

Хотите здесь меня?

Муж Елены смотрит на нее чуть не с изумлением ужаса. Мертвилов иронически улыбается. Эме опускает глаза в землю. Кобылович поправляет галстук.

О! памятью скорей

Меня вы так нежданно изумили.

Мersi, mersi, madame… Я думал, вы забыли…

Не стыдно ль забывать старинных всех друзей?

О! дружбу женщины ценю я слишком свято.

Вы доказали это мне.

Тебя я понял — и вполне,

О добрый ангел мой…

Не правда ль век разврата.

Je vous salue, messieurs… Простите, по делам

Я хлопотал, теперь… Мonsieurs Ставунин, вам

Глубокий мой поклон за вист вчерашний, — ныне

Мы сядем, верно, вновь?

Играть?

Простите, не могу…

Я с вами в половине.

Вам не могу я отказать.

Донской (которому человек раздает карты)

Мonsieur Мертвилов, вы?

Увольте, умоляю.

Насильно я играть не заставляю.

Вы, Николай Петрович?

Нет, —

И я сегодня не играю.

Вот странность, господа, у вас один ответ.

Так как же партию?..

Фома Ильич, мы с вами.

Да вот monsieur Ставунин, и втроем

Сыграем пульку мы?

(Те же, Постин, Петушевский, Баскаков в красных шароварах, бархатном охабне, с мурмолкой под мышкой.)

Вчетвером!

Брависсимо! Иван Игнатьич с нами.

Мое почтение… Я часом опоздал,

Да вот господ к себе все долго поджидал.

Друзья! Я говорил, с Москвою

Сойдется Петербург и с Гегелем Фурье.

Петушевский (Донской, вынимая книгу из кармана)

Имел я честь вам обещать Минье.

Иван Игнатьич, вы со мною

Садитесь vis-'a-vis.

Уходят под руку с Ставуниным, за ними идут Постин и муж Елены.

Вас не обеспокою

Я пахитоскою?

Fumez, je voes en prie.

Кобылович (Мертвилову, показывая на уходящего Ставунина)

Ведь надо ж, — front d'airain! Нет, что не говори,

А мненье общества…

Общественное мненье

Есть воля общества живая и оплот

Цивилизации, — и горе, кто пойдет

Смиренье

Пред этой волею славяне лишь одни

Способны понимать.

И кто же в наши дни

Серьезно верует в такие убежденья?

Бороться с обществом!..

Позвольте… различать

Привык я мнения от мнений,

Иное можно защищать,

Иное же не стоит защищений,

А ваше таково… Я слышал про оплот

Цивилизации… ну стоит ли хлопот

Цивилизация?

Позвольте наперед

Вам о приличии напомнить… Защищений

Сказали вы?

Опять конфликт противных мнений.

Laissez donc vos folies, messieurs.

Здесь душно, chere amie, пойдемте в залу.

Mais vouc chassez les dames… и боже, как отстало

От века это все, к чему враждебный тон,

За дамами пойдемте лучше в залу.

Ставунин там?

Все уходят, кроме Мертвилова и Эме, которые сидят у окна.

Ставунин с вашею сестрою

Знаком давно?

Вы скажете, я зол… но я от вас не скрою,

Что странно это все.

Она — сестра моя.

Послушайте, ведь есть всему границы.

Когда в ваш дом такие лица

Являться будут…

Он старинный друг.

Да старина забудется, конечно…

Но согласитесь, что не вдруг.

Возобновиться может…

Злы вы конечно.

Так вот оно… Его я поняла.

Да, да — она горда и зла,

Но не для всех… И что в ней все находят?

И что за вкус у всех дурной?

О, хорошо! Ее приводят

В пример… Хорош пример… А! это братец мой.

Где мел? Подайте мел…

mon fr'ere… Два слова.

Скорее, матушка, — там партия готова.

Кого вы в дом к себе изволили принять?

Кого? Но я тебе не понимаю.

Когда я вам скажу, что знаю…

Известный он игрок.

Приятель новый ваш, друг дома…

Говорите,

Эме, понятнее… Мне страшен этот тон.

Ах, братец, вы себя стыдите…

Но тише…

Партия растроилась совсем,

Играть теперь никто не хочет.

Напрасно братец ваш хлопочет…

Да вот и сам он…

Так совсем

…

Пойдемте, вам сказать мне нужно много.

Как все смешно! Удача нынче мне:

Во-первых общая тревога,

Как будто целый день в огне,

Потом, душонке престарелой девы

Поднял я столько зависти и гнева.

Зачем ты здесь, зачем играть

Так бесполезно общим мненьем…

Зачем привязанность пустую показать!

Ведь я сказал тебе: забвеньем

Пора окончить се давно.

Нет, мне забвенье не дано.

Но что тебе до этого за дело!

И гордо голову поднять…

Но ты — к чему тебе страдать?

Владимир, есть блаженство и в страданьи

Ты знаешь сам.

Да, знаю, — что ж потом?

Ты шел один твоим путем,

Теперь поедем рука с рукою…

Нет, нет — оставь меня. Безумною, больною,

Неизлечимой страстью болен я.

Я знаю… Мы больны болезни одною…

Лечиться вместе нам.

Дитя, оставь меня…

Бороться не тебе с стоглавой гидрой мненья!..

Когда, когда кругом тебя раздастся грозный клик

Ожесточенного горенья,

Тогда что скажешь ты?

О, я привык

Презреньем отвечать на общее презренье,

Дай руку на прощанье.

Я мог бы, над тобой презрительно шутя,

Как эгоист, тебя увлечь в мои страданья…

Меня не любишь ты…

Сюда идут, — скорей.

Оставь меня.

Владимир, до свиданья…

За гробом, если есть за гробом для людей

Хоть что-нибудь…

Ужель все прошлое, как призрак грустно-бледный,

Способно обдавать меня одной тоской?

И ни один порыв святой

Не в силах отзыва найти во мне: Ужели

Я вовсе чужд всему? Иль точно в самом деле

Осталось мне лишь смерть лицом к лицу узнать?

Да, правду он сказал — пора мне умирать.

Одно живет во мне, одно во мне покоя

Не знает: эгоизм… то не любовь, о нет,

Мне нужно лишь одно — ее прямой ответ…

Страдал недаром я… Что ни было, его я

Так или иначе, но вырву… Много лет

Меня вопрос неразрешимый

Преследовал, как труд незавершенный!

Пора покончить все, пора испить до дна

Всю чашу бытия… Но тише, вот она.

Я вас искала.

Я вас просить хотела

Мне объяснить… Когда в вас память прежних лет

И прежних дружб…

Я знаю… Мой ответ

Короток будет вам и груб, но что за дело?..

Я презираю все — и презираю смело.

Да — клеветы.

Здесь нет клевет.

Да — я таков… я даже не скрываю

… Идти с собой

Я никого не принуждаю…

Но с вами я б хотел идти рука с рукой.

Да, с вами, только с вами…

Вы миру чужды, как и я,

Вы надо всем смеетесь сами…

И вы давно — сестра моя…

За вас одних я не боюсь страданий,

И вам одним готов я целый яд

Мук без конца, без упований

Желать бестрепетно, как брат…

Вам чужд такой язык, как чужды эти речи…

Но вспомните одно — я с вами жил одной,

Всю жизнь я жаждал этой встречи,

Чтоб все безумие любви моей больной

Вам высказать хоть раз, бестрепетно и прямо,

Я к смерти близок был, но жить хотел упрямо.

…

Молчите… Смерти час

Еще не близок… Между нами

Есть жизнь и люди… Так вы с сами

Сказали мне в последний раз,

Когда надолго мы прощались с вами…

Страдала ль я, любила ль я…

Вам не узнать…

Я это знаю…

Моя любовь — сестра моя…

Есть час один, я повторяю,

Когда собою буду я.

(Идет. Ее встречают гости, которые идут в гостиную.)

А мы искали вас.

Вы, верно, извините

(Подавая руку Ставунину, который берет безмолвно шляпу и раскланивается)

Monsieur Ставунин, вы спешите?

Увидимся.

Ставунин уходит. Все в каком-то неподвижном изумлении

70. На месте преступления, мой дорогой друг (фр.).

85. Оставьте же ваши безумства, господа (фр.).

247. В Московском опекунском совете закладывались помещичьи именья.

249. Сальви — итальянский певец, гастролировавший в Петербурге в 1845–1846 гг.

250. Вы были в Лючии?.. Как Сальви вам в сравненье // С Рубини кажется? — Об опере «Лючия ди Ламмермур» и пении Д. Рубини см. рассказ «Лючия» и примеч. к нему;

251. Гарсисты — поклонники французской певицы Полины Виардо-Гарсиа (1821–1910); кастелянисты — поклонники итальянской певицы Арманды Кастеллани (1812–1856). Обе певицы гастролировали в России в середине 1840-х гг.

252. — Ср. выпад против К. С. Аксакова в поэме И. С. Тургенева «Помещик» (1845): «От шапки-мурмолки своей //Ждет избавленья, возрожденья! // Ест редьку…», а также шутку П. Я. Чаадаева о том, что обладателя мурмолки народ на улицах принимал «за персианина» (Герцен А. И. Полн. собр. соч.: В 30 т. М., 1956. Т. 9. С. 148).

253. Минье Франсуа-Огюстен-Мари (1796–1884) — французский историк, автор многотомной «Истории французской революции» (1824).