Ромео и Джульетта
Предисловие Н. Дашкевича к изданию 1902 года с переводом А. Григорьева
началъ съ анализа ближайшихъ силъ, управляющихъ человекомъ и коренящихся въ его собственной душе. На первыхъ порахъ Шекспиръ сосредоточивалъ свое вниманiе преимущественно на более светлыхъ, хотя и не вполне отрешенныхъ отъ эгоизма, страстяхъ, каковы любовь и дружба. Уже и въ этомъ более раннемъ своемъ творчестве Шекспиръ выказывалъ иногда замечательную разносторонность, глубину и правдивость въ изображенiи людскихъ страстей и отношенiй, столь высоко возносящiя его надъ всеми его собратами въ мiре драматической поэзiи.
Поэзiя любви, неразлучная спутница человечества съ раннихъ моментовъ его существованiя, создала до и после Шекспира немало чудныхъ гимновъ этому обаятельнейшему и могущественнейшему изъ чувствованiй, свойственныхъ человеческой натуре, нарисовала волшебною кистью немало образовъ, полныхъ чарующей прелести, соткала увлекательнейшiя повествованiя о светлой, либо скорбной участи неизменно до смерти страстно преданныхъ другъ другу влюбленныхъ. Эти гимны, образы и сказанiя мощно действуютъ на нашу душу, закрывая собою обманы жизни, скрашивая ея неприглядность, открывая просветъ въ лучшiя стороны человеческой природы и жизни. Чтобы напомнить объ этихъ восхитительныхъ созданiяхъ поэзiи, тянущихся длинною вереницею изъ временъ отдаленной древности и до нашихъ дней, достаточно назвать Геро и Леандра, известныхъ хотя бы изъ Шиллеровой обработки ихъ трогательной исторiи, Пирама и Тисбу, Зигфрида и Кримгильду, Тристана и Изольду, Флора и Бланшфлору, Клиже и Фенису, которыхъ именуютъ средневековыми Ромео и Джульеттой, Франческу да Римини и Паоло Малатесту, Фауста и Гретхенъ, Поля и Виржинiю, Эгмонта и Клерхенъ, Макса и Тэклу и т. д. Вскоре после Шекспира сюжетъ о Ромео и Джульетте обработалъ знаменитый испанскiй драматургъ Лопе де Вега (между 1604 и 1617 гг.).
Трагедiя Шекспира о Ромео и Джульетте {Изъ изданiй этой трагедiи назовемъ: Tho works of Shakespeare. The tragedy of Romeo and Juliet. Edited by E. Dowden. Lond. 1900. - A new variorum edition of Shakespeare. Ed. by Horace Howard Furness. Vol. I. Romeo and Juliet. Philadelpbia. - Последнiй по времени этюдъ принадлежитъ доктору Івану Франку и помещенъ въ изданiи: Уiллiям Шекспир. Ромео та Джульета. Переклад П. А. Кулїша Видавий з передмовою i поясненями д-ра Ів. Франка. У Львовi 1901.}, по общему признанiю, превосходитъ все сродныя ей поэтическiя исторiи пламенной, запечатленной смертью, взаимной любви двухъ юныхъ существъ. Она возвышается надъ другими поэтическими обработками той же темы необычайно художественнымъ типическимъ изображенiемъ любви, неизвестно какъ и почему овладевающей героемъ и героинею, безъ выбора съ ихъ стороны, - любви, отрешенной отъ всякой примеси разсудочности и вполне невинной, всецело поглощающей, старающейся превозмочь все препятствiя и доказывающей всю свою силу невозможностью для одной стороны жить безъ другой. Сверхъ того трагедiя Шекспира необыкновенно трогательна, a также глубока въ силу того философскаго освещенiя, которое она вноситъ въ таинственный мiръ одной изъ самыхъ могучихъ человеческихъ страстей.
Подобно другимъ произведенiямъ Шекспира, трагедiя о Ромео и Джульетте своею внешнею канвою обязана вековому творчеству, основана на сказанiи, привлекавшемъ вниманiе целаго ряда поколенiй. Генiй Шекспира заявилъ себя и здесь, какъ и въ иныхъ своихъ великихъ творенiяхъ, уменьемъ отличить и выделить весьма благодарный сюжетъ изъ ряда обычныхъ фабулъ, возвести его на высшую степень обработки. Шекспиръ съумелъ вложить въ него по истине душу живую, облечь его всею прелестью поэзiи и въ то же время вдохнуть въ него глубокую общую мысль о жизни, превратить его въ вечно сохраняющую цену типическую картину зарожденiя и развитiя до высочайшаго подъема одной изъ величайшихъ радостей молодой жизни и величайшаго горя, какое можетъ ее постигнуть, въ силу преграды, какiя ставитъ поэтическимъ грезамъ прозаическая суровая действительность.
Одна изъ частностей исторiи изображенныхъ Шекспиромъ влюбленныхъ, принятiе усыпительнаго напитка для избежанiя грозящей опасности насильственно навязываемаго брака съ нелюбимою личностью, была издавна въ поэтическомъ обиходе. Ее указываютъ уже въ древнегреческомъ романе, но тамъ такая же подробность предстаетъ въ довольно неуклюже состряпанной рамке исторiи влюбленныхъ, далекихъ отъ глубоко поэтичной Шекспировой четы {См. E. Rohde, Der griechische Roman und seine Vorläufer. Zw. Auflage Leipz. 1900. О томъ, что драма Росвиты "Каллимахъ", несколько напоминаетъ "Ромео и Джульетту", говорить В. Шереръ, Geschichte dor Deutschen Litteratur (имеется и русскiй переводъ).}. Изъ Византiи эта подробность передалась на Западъ и вошла въ средневековой романъ Кретьена де-Труа о Клиже.
изложилъ S. Fränkel Untersuchungen zur Entwickolungsgcschichte des Stoffes von Romeo und Julia въ "Zettschrift für Vergleichende Lltteraturgeschichte und Renaissance Litteratur", N. F., III. 3, 171--210 и IV, 48--91. Дополненiя къ этой статье представилъ A. Stiefel: Ein weiterer Beitrag zur Romeo und Julia -- Fabel, тамъ же, IV, 274--286. Тщательное сопоставленiе поэмы Брука съ трагедiею Шекспира см. y Delius, Abhandlungen zu Shakespeare. II Bd., 135 и след.}. Достаточно сказать, что оно возникло въ Италiи и основано на происшествiи, прiурочивавшемся въ XVI стол. къ Вероне времени Данте, упоминающаго о распре Монтекки и Капулетти. Шекспиръ почерпнулъ знакомство съ этимъ сказанiемъ не y итальянскихъ новеллистовъ, a изъ вторыхъ рукъ, изъ англiйскаго пересказа, составленнаго Брукомъ и напечатаннаго въ 1562 г., которому онъ немало обязанъ въ своей трагедiи. Существовала, повидимому, въ то время въ Англiи и драматическая обработка той повести, но она не дошла до насъ.
Для насъ интереснее выяснить, какъ Шекспиръ, последовавшiй за поэмою Брука во многихъ важныхъ подробностяхъ, отнесся къ заимствованному сюжету и преобразовалъ его. Такое разъясненiе можетъ несколько ввести въ тайны его творчества.
Прежде всего необходимо отметить, что уже ранее Шекспира перерабатывали въ драму повествованiе, на которомъ онъ основалъ свою трагедiю, но впервые подъ перомъ великаго англiйскаго драматурга оно получило строго драматическую форму, обогатилось драматическою проблемой и достигло генiальнаго внутренняго углубленiя.
Знакомясь съ Шекспировой трагедiей, нельзя не обратить вниманiя на чрезвычайную быстроту действiя, совершающагося всего въ теченiе несколькихъ сутокъ: въ воскресенье утромъ Ромео грезилъ еще о любви къ Розалинде, и Джульетта его не знала, въ понедельникъ после полудня мы видимъ ихъ уже обвенчанными, въ ночь съ понедельника на вторникъ они встречаются въ последнiй разъ, a въ пятницу утромъ они были уже бездыханны. Эта необычайная скорость действiя въ пiесе Шекспира какъ бы соответствуетъ неудержимой стремительности чувства, безраздельно овладевшаго охваченными имъ героемъ и героиней и поставленнаго ими превыше всего на свете.
Для большаго соответствiя этому порыву и идеализму чувства Джульетта Шекспира, вопреки всемъ предшествовавшимъ изводамъ сказанiя, представлена едва достигшею 14-летняго возраста и можетъ быть поставлена рядомъ съ Мариною въ "Перикле" и 15-летнею Мирандой въ "Буре". Дауденъ ссылается на двухъ последнихъ въ подтвержденiе того, что Шекспиръ "любилъ весеннее время женщины". Сравниваютъ также Джульетту съ Abigail въ "Мальтiйскомъ жиде" Марло, которой также едва исполнилось четырнадцать летъ и которая изображена сходно съ Джульеттой. Она, какъ и последняя, названа:
Джульетту столь молодою, Шекспиръ соблюдалъ верность местнымъ условiямъ, такъ какъ южанки созреваютъ рано, и сверхъ того хотелъ уже самымъ этимъ возрастомъ охарактеризовать весь юношескiй пылъ, къ какому способна детски невинная девушка техъ летъ, въ душу которой внезапно западаетъ искра первой любви. Потому-то Джульетта Шекспира и отдается блаженству этого чувства съ детски-девственнымъ восторгомъ.
Внесъ Шекспиръ некоторыя существенныя отмены и въ изображенiе того, кто сталъ идоломъ души юной Джульетты, молодого Ромео. У великаго англiйскаго драматурга более, чемъ y его предшественниковъ, стало важнымъ мотивомъ отношенiе Ромео къ родственнице Джульетты, прекрасной Розалинде, которую Ромео будто бы любилъ ранее, чемъ увиделъ свою новую избранницу на балу y Капулетти, где находилась и Розалинда. Этотъ эпизодъ предварительной мнимой любви прибавляетъ къ характеристике Ромео новую черту, отличающуюся живой правдой, и темъ содействуетъ красоте целаго: неясное стремленiе къ любви, сказавшееся въ увлеченiи Розалиндой, - какъ бы прологъ къ глубокому действительному чувству. Когда Ромео и Джульетта познакомились другъ съ другомъ, къ концу бала ихъ участь была решена навсегда. Ее не могла предотвратить принадлежность ихъ къ семьямъ, разделеннымъ смертельною враждою. Въ сцене въ саду, одной изъ прекраснейшихъ во всей пьесе, сердца влюбленныхъ, полюбившихъ другъ друга съ перваго же взгляда, быстро мчатся впередъ, и на следующiй день ихъ привязанность была уже освящена тайнымъ брачнымъ союзомъ.
Мастерски построена y Шекспира 1-я сцена ІІІ-го акта, въ которой Ромео въ уличной схватке убиваетъ грубаго Тибальта, племянника стараго Капулета, въ отместку за то, что Тибальтъ сразилъ друга Ромео - Меркуцiо. У Шекспира характеръ Тибальта представленъ такъ, что становится легко понятнымъ въ Джульетте перевесъ любви къ Ромео надъ гневомъ изъ-за убiенiя ея родственника, которое было вызвано необходимостью.
Убiенiе Тибальта является узломъ трагедiи: съ той поры печальная участь Ромео и Джульетты была неотвратима; съ этого момента начинаютъ подготовляться различныя обстоятельства, которыя потомъ совместно привели къ гибели несчастной четы. Ромео отправляется въ Мантую по приговору герцога за убiенiе Тибальта, a Джульетта, дабы избежать навязываемаго ей родителями брака съ Парисомъ, принимаетъ, по совету о. Лоренцо, усыпительный напитокъ. Ее считаютъ умершею и погребаютъ въ родовой усыпальнице. Шекспиръ пускаетъ въ дело напитокъ, которымъ лишь на время была усыплена Джульетта, несколько иначе, чемъ его предшественники.
Получивъ ложную весть о действительной будто бы кончине жены, Ромео быстро принимаетъ решенiе. Въ большей части изводовъ онъ возвращается въ Верону умереть y склепа своей жены, переодетый въ другое платье, чтобы его не узнали. Шекспиръ, согласовавшiй частности действiя съ характерами, не придавалъ значенiя такимъ внешностямъ, и y него, одушевляясь лишь любовью, Ромео спешитъ ночью къ гробнице мнимоумершей, не испытывая страха и не переодеваясь. Въ другихъ изводахъ, прежде чемъ умереть, любовники обмениваются еще риторическими речами, и ту же ошибку повторилъ еще въ XVIII в. знаменитый Гаррикъ. Шекспиръ верно усмотрелъ въ такомъ предсмертномъ разговоре лишь театральный эффектъ и сообщилъ развязку, которая человечно-правдивее и художественно-совершеннее: y него Ромео умираетъ немедленно отъ яда, и возставшая после продолжительнаго сна Джульетта уже не застаетъ его въ живыхъ.
имъ повествованiе.
Возникаетъ, следовательно, вопросъ о смысле, какой оно получило y Шекспира.
Значенiе разсматриваемой трагедiи Шекспира не въ такой мере темно, какъ идея некоторыхъ другихъ его произведенiй, но все-таки далеко не вполне ясно после перваго знакомства съ пьесой. О томъ свидетельствуетъ разногласiе въ определенiи ея смысла.
Прежде чемъ подойти къ установленiю последняго, будетъ весьма небезполезно ознакомиться съ некоторыми изъ высказанныхъ о томъ мненiй и проверить ихъ посредствомъ анализа характеровъ действующихъ лицъ, общаго хода трагедiи и сопоставленiя ея съ другими произведенiями Шекспировскаго творчества, относящимися къ тому же перiоду его.
Съ трагедiею о "Ромео и Джульетте" какъ бы нераздельно слились въ ходячихъ представленiяхъ некоторые сразу подкупающiе эпитеты въ роде того, что это "песнь песней любви". Начало такому представленiю о ней положили романтики XIX века, a y насъ Белинскiй, къ которому присоединился и проф. Н. И. Стороженко. Они усматривали въ этой драме идеальное воплощенiе великой силы любви, образцовую поэму и апотеозу чистой юношеской любви, облеченныя чарующею прелестью ранней весны и окруженныя ореоломъ ослепительной и неувядающей поэзiи. Усвояя этой трагедiи возвышенныя стремленiя, романтики хотели найти въ ней выраженiе германскаго любовнаго идеала, и Боденштедтъ, напр., виделъ въ Ромео идеалъ юноши.
"Ромео и Джульетта" не есть не трагедiя любви; это - трагедiя страсти, не обращающей вниманiя ни на что другое, трагедiя дерзновенiя и упорства. Влюбленные, выведенные въ этой трагедiи, думаютъ только о томъ, чтобы обладать другъ другомъ; такъ какъ они стараются прорваться черезъ все преграды, которыя судьба ставитъ достиженiю этой цели, то они должны трагически погибнуть. Родоначальникомъ этого мненiя былъ уже романтикъ Тикъ, по словамъ котораго въ разсматриваемой трагедiи "случай только кажущiйся; трагедiя и судьба были обусловлены характеромъ Джульетты; преимущественно же характеромъ Ромео". По мненiю немецкой философской критики (Ульрици, Гервинуса, Ретшера), Ромео и Джульетта должны были погибнуть, какъ нарушители законовъ нравственной жизни въ ослепленiи всецело подавившей ихъ страсти не взиравшiе ни на что другое. Бультгауптъ признаетъ разсматриваемую трагедiю "страшно реалистичною". Онъ примкнулъ къ мненiю о ней, выраженному известнымъ авторомъ философiи "безсознательнаго", Эдуардомъ фонъ Гартманомъ. Этотъ философъ пытался доказать, что взаимная страсть Ромео и Джульетты не есть глубокая задушевная любовь, составляющая идеалъ германскаго и спецiально немецкаго образа мыслей и чувствованiй; она скорее - увитое фантазiею стремленiе чувственнаго пыла того более горячаго и легкаго племени, y котораго заимствована фабула трагедiи. И по мненiю Бультгаупта, любовь Ромео и Джульетты, являющаяся и развивающаяся въ нихъ съ крайней быстротою, носитъ романскiй характеръ, a не германскiй; она возникаетъ съ перваго же взгляда, чувственна, неосмотрительна. Исходя изъ исключительно чувственнаго направленiя ея, Шекспиръ изображаетъ страшную силу, какую можетъ иметь такое чувство надъ людьми, его ослепляющее действiе, помрачающее умы, полное замешательство мужчины, попадающаго въ путы любви, и, напротивъ, ростъ характера женщины, которая направляется прямо къ своей цели, уже при первомъ тайномъ свиданiи требуетъ брака и потомъ съ энергiею, свойственною страсти, умеетъ торжествовать въ самыхъ затруднительныхъ положенiяхъ, когда ея возлюбленный теряетъ голову. Шекспиръ сводитъ действiе чувственной любви къ ея естественнымъ, психологическимъ последствiямъ. - Можно бы привести целый рядъ мненiй на тему о томъ, что "Ромео и Джульетта" -- трагедiя кипучей и безразсудно неудержимой страсти.
Иные, не ограничиваясь указанiями на роковую силу страсти, расширяютъ мысль этой пiесы до идеи общаго неотвратимаго рока, признавая носителями последней всехъ действующихъ лицъ трагедiи: всеми ими помимо ихъ сознанiя и воли заправляетъ посторонняя роковая, могучая и непреодолимая сила. Ея воля, отлично подыскивающая орудiя даже во всехъ второстепенныхъ личностяхъ, исполняется неукоснительно.
Изложивъ крайнiя и наиболее характерныя мненiя, можно не приводить другихъ и перейти къ проверке указанныхъ взглядовъ и подготовке матерiала для окончательнаго вывода о смысле разсматриваемой трагедiи.
Эта подготовка должна состоять въ изученiи прежде всего характеровъ действующихъ лицъ ея.
Какъ бы прологомъ къ действительной, истинной любви, овладевшей душою Ромео после того, какъ онъ увиделъ Джульетту, является мечтательное, головное чувство къ холодной, недоступной Розалинде. Ромео сразу предстаетъ фантазирующимъ мечтательно-влюбленнымъ юношею. Наряду съ мечтательностью въ его характере выступаетъ на видъ благородство и отсутствiе задора, какимъ наделенъ, напротивъ, Тибальтъ. Вместе съ темъ Ромео отличается пылкостью и богатствомъ фантазiи и въ связи съ темъ необузданностью душевныхъ движенiй, которыя могутъ повергать его даже въ безсилiе, но подъ влiянiемъ страсти онъ способенъ къ решительному и неудержимому действованiю. Это идеалистически настроенный и восторженный юноша. Его характеръ въ отношенiи къ главному действiю проявляется въ безграничной привязанности къ предмету любви, т. е., къ Джульетте. Образъ последней заслуживаетъ особаго вниманiя: онъ принадлежитъ къ темъ женскимъ характерамъ y Шекспира, прелестнее и привлекательнее которыхъ трудно встретить въ мiровой поэзiи. При этомъ онъ одинъ изъ отличнейшихъ въ творчестве Шекспира.
античный, фаталистическiй, а съ другой стороны романтическiй характеръ. Она - роковая, неотвратимая страсть, и вместе безграничная, безусловная преданность одного существа другому, полное слiянiе душъ, при которомъ нетъ другихъ интересовъ и другого счастiя въ жизни. Все остальное на свете, въ томъ числе и самые близкiе дотоле люди, каковы отецъ и мать, какъ бы перестаетъ существовать для влюбленныхъ. Любовь - не только одно изъ важнейшихъ событiй жизни: для женщинъ Шекспира, она - единственно важное событiе последней. Потому женщины Шекспира переносятъ все свои помыслы на любимаго человека, вовсе не заботятся о себе, и весь остальной мiръ отступаетъ тогда на заднiй планъ. Оне готовы принести величайшiя жертвы своей любви, изъ-за нея не отступаютъ ни передъ чемъ, даже передъ разрывомъ съ родителями, причемъ не испытываютъ никакого колебанiя. Влюбленные y Шекспира преодолеваютъ многочисленныя внешнiя препятствiя и готовы идти даже на смерть, когда не ждутъ уже счастiя отъ любви въ настоящей жизни. Все это находимъ и въ разсматриваемой пьесе.
Мы видели, какую твердую решимость умереть возле своей Джульетты обнаружилъ Ромео при вести о (мнимой) смерти последней, подпавъ власти отчаянiя. Въ его жене замечаемъ такую же смену аффектовъ страшною и непреклонною решимостiю - последовать по пути, который былъ почти столь же страшенъ какъ сама смерть: выпить усыпительный напитокъ, отъ котораго она очнется въ могильномъ склепе, среди тлеющихъ костей своихъ предковъ. Такимъ образомъ, любовь всецело овладела и существомъ Джульетты, и при возвышенности этого чувства ея мы должны признать ее однимъ изъ трогательнейшихъ образовъ женской преданности, сопровождаемой верностью и постоянствомъ. Напрасно некоторые критики заподазриваютъ любовь Ромео и Джульетты въ чувственности. Въ сцене въ саду мы не видимъ ни малейшаго намека на какiя-нибудь чувственныя влеченiя: видимо то было вполне чистое чувство, которому доставляла всю отраду, покой и миръ уже уверенность въ любви другого существа. A монологъ Джульетты во ІІ-мъ явленiи III-го акта, когда она ждетъ Ромео, какъ мужа, самый лиричный изъ всехъ монологовъ, какiе встречаются y Шекспира, также заключаетъ въ себе много мечтательной нежности и чистой, детской простоты, невинности и радости при мысли обладать Ромео и принадлежать ему. Сама Джульетта сравниваетъ свое нетерпенiе съ нетерпенiемъ девочки, которой обновку сшили, но она не можетъ ее надеть.
Такимъ образомъ, любовь, которой всецело отдались Ромео и Джульетта съ момента своей встречи на балу, - чувство идеальное и чистое, которое они лелеютъ въ своей душе, какъ единственный залогъ своего счастiя. Подпавъ его власти, они не принимаютъ въ разсчетъ ничего другого.
Но равнымъ образомъ и многiя другiя лица разсматриваемой пьесы, за исключенiемъ преимущественно умнаго и осмотрительнаго о. Лоренцо, стоящаго въ стороне отъ мiрскихъ страстей, действуютъ подъ влiянiемъ аффектовъ. Они воспламеняются съ чрезвычайной быстротою и легкостью. - Въ такомъ изображенiи сказалась замечательная правдивость Шекспировскаго творчества, потому что многiе люди действуютъ большею частью подъ влiянiемъ ближайшихъ импульсовъ. Эти другiя личности пiесы заслуживаютъ въ ней вниманiя, поскольку и оне влiяютъ на общiй ходъ действiя, приводятъ его къ тому, a не иному концу, - приводятъ невольно, потому что, безъ сомненiя, никто изъ нихъ не желалъ того трагическаго исхода, которымъ заканчивается пiеса. Выдающаяся черта въ этихъ второстепенныхъ личностяхъ - родовая вражда. Къ ней, повидимому, уже охладели старики, но молодежь и прислуга рвутся продолжать ее, и лишь немногiя личности становятся выше этой нелепой распри, вместо которой могли бы найти столько радостей въ жизни. Кроме Ромео и Джульетты къ этой вражде не лежитъ душа и y Mepкуцiо, но все-таки онъ гибнетъ изъ-за нея со словами: "Чума на ваши домы!"
Итакъ, въ пiесе Шекспира замечаются два главныхъ теченiя событiй; одно обусловлено враждою двухъ семействъ, въ сущности безсмысленною (по крайней мере мало имеютъ смысла все те столкновенiя, которыя происходятъ на нашихъ глазахъ), a съ другой стороны о-бокъ съ этою враждою единственные представители юнаго поколенiя враждующихъ родовъ, отрекаясь отъ этой ненависти, проникаются самою пламенною взаимною любовью и, отдавшись ей, не смотрятъ ни на какiя преграды къ единенiю здесь и за гробомъ. Спрашивается, которое изъ этихъ теченiй преимущественно обусловило трагическую развязку действiя, или же повлiяли на нее они оба своимъ слiянiемъ, и не привзошли-ли и еще какiе-нибудь факторы? Этотъ вопросъ весьма важенъ для уразуменiя общей мысли разсматриваемой трагедiи, и потому мы обращаемся къ его решенiю, проанализировавъ характеры действующихъ лицъ.
"трагической вине" главныхъ изъ этихъ лицъ. Подъ трагическою виною въ эстетике разумеютъ обыкновенно переходъ подъ влiянiемъ страстности черезъ пределъ, какой должно ставить вниманiе къ своимъ обязанностямъ и правамъ другой стороны, вторженiе въ кругъ правъ другихъ лицъ. Критики этого направленiя готовы усвоять въ ходе действiя первенствующее значенiе взаимной страсти Ромео и Джульетты и усматривать въ ихъ печальной участи какъ бы достойное возмездiе за то, что герой и героиня поддались съ закрытыми глазами слепой страсти, которая неизбежно должна была привести ихъ къ печальному концу. Они не имели силы воли обуздать свою страсть и, такимъ образомъ, идеалъ ихъ, исключительный культъ чувства, сталъ причиною и смерти ихъ. Они выказали полное отсутствiе пiетета и духовной связи съ родителями и людьми близкими, действовали вопреки принципу связи съ родною семьей и вопреки чувству родовой гордости, но не имели решимости открыто заявить о томъ во-время и старались соблюдать тайну.
Невозможно, конечно, отрицать полную отдачу себя во власть чувства со стороны Ромео и Джульетты. Но надо доказать, что Шекспиръ заботился о такъ называемой "поэтической справедливости" и признавалъ преступнымъ чувство Ромео и Джульетты, шедшее въ разрезъ съ родовымъ и семейнымъ чувствомъ. Родители этихъ лицъ, повидимому, не сумели привязать ихъ къ себе и не старались влiять на нихъ сердечностiю отношенiй. Джульетта вынесла изъ своего воспитанiя склонность къ притворству, присущую и ея матери. Въ силу того, изображая необычайную силу любви къ личности враждебнаго рода, не знающую никакой душевной борьбы, Шекспиръ выказалъ здравый реализмъ и резко отличается отъ техъ драматурговъ, которые сантиментально развивали тему о внутренней борьбе долга съ любовью. Да и проявись такая борьба въ душе Ромео и Джульетты, все-таки любовь восторжествовала бы въ этихъ неизломанныхъ натурахъ надъ сомненiями безсмысленной вражды. Единственная вина Ромео и Джульетты можетъ быть усматриваема разве въ томъ, что они не пошли на добровольную гибель ранее, чемъ привели ихъ къ тому обстоятельства, и не открыли родителямъ о своемъ брачномъ союзе тотчасъ же после того, какъ онъ состоялся: очевидно, они не могли ожидать для себя ничего добраго отъ такой откровенности. Следовательно, само по себе чувство Ромео и Джульетты не заключаетъ въ себе трагической вины. Скажутъ, что темъ не менее слепая сила любви выказала вполне свою власть надъ Ромео и Джульеттой: они погибли вследствiе рабскаго подчиненiя страсти и изъ-за своей собственной недальновидности и торопливости подъ влiянiемъ ея. Должно, однако, принять во вниманiе, что, если Ромео выказываетъ себя вначале и до изгнанiя весьма податливымъ къ впечатленiямъ (умеетъ онъ, впрочемъ, и тогда себя сдерживать, какъ, напр., въ сцене съ Тибальтомъ, и слушаться разумныхъ советовъ Лоренцо), то подъ конецъ пiесы ошибка его состоитъ въ томъ, что онъ поторопился умереть, но она вполне естественна въ виду сообщеннаго ему факта погребенiя Джульетты; Ромео такъ подпалъ впечатленiю отъ этой горестной вести, что не обратилъ вниманiя на румянецъ лежавшей въ гробу Джульетты. Значитъ, вся вина Ромео заключалась лишь въ томъ, что онъ не возмогъ пережить Джульетту и безъ нея не виделъ цели въ жизни. То же можно сказать и о Джульетте. Справедливо заметилъ г. Аверкiевъ, что въ этой пьесе "развязка основана на томъ же, на чемъ и завязка, на любви". Повидимому, Шекспиръ относился вполне любовно къ Ромео и Джульетте и не даетъ поводовъ заподазривать ихъ моральное достоинство.
Итакъ, характеры Ромео и Джульетты являются лишь отчасти одною изъ причинъ, обусловившихъ трагическую развязку ихъ короткой жизни. Нельзя, поэтому, не примкнуть къ мненiю Боденштедта (у насъ къ тому же мненiю примыкаетъ Н. И. Стороженко), по которому несчастные любовники погибли не вследствiе трагической вины, какую взваливаетъ на нихъ школьная критика. Но нетъ ли противоположной крайности въ мненiи того же Боденштедта, что "пришелъ позднiй морозъ, и, едва расцветши, они должны были умереть" *); другими словами: они умерли не по своей вине, a трагическая участь несчастной четы была обусловлена противоречiемъ ихъ внутренней душевной жизни съ внешними обстоятельствами. Кажется, что это мненiе более верно, чемъ предыдущее: оно более согласно съ сущностiю трагическаго въ разсматриваемой драме и трагизма вообще, какой свойственъ Шекспировской трагедiи. Вопросъ о трагической развязке въ "Ромео и Джульетте" надлежитъ приводить въ связь съ трагизмомъ этой драмы и, съ другой стороны, съ общимъ характеромъ понятiя трагическаго y Шекспира.
{*) Опору для этого мненiя какъ бы даетъ восклицанiе Капулета при виде мертвой, какъ онъ думаетъ, Джульетты (IV, 5):
Смерть на нее напала, какъ морозъ
До времени на поле побиваетъ.}
Въ "Ромео и Джульетте" передъ нами трагическое, возникшее не только вследствiе господства страсти въ герое и героине, но и вследствiе неблагопрiятныхъ отношенiй и стеченiя внешнихъ обстоятельствъ, и благодаря случаю.
Некоторые эстетики правильно определяютъ трагическое положенiе, какъ сплетенiе побужденiй, трудно примиряемыхъ, либо совсемъ расходящихся, взаимно исключающихъ существованiе другъ друга, но въ отдельности имеющихъ право на существованiе. Приблизительно такой трагизмъ представляетъ въ положенiи Ромео и Джульетты драма Шекспира, где находимъ столкновенiе противоположныхъ мотивовъ - родовыхъ и индивидуальныхъ. Судьба поставила Ромео и Джульетту въ водоворотъ распрей, которыхъ не могъ утишить даже владетельный герцогъ Вероны, прибегавшiй къ мерамъ строгости. Кровавая вражда домовъ, къ которымъ принадлежали полюбившiе другъ друга Ромео и Джульетта, вызвала и Ромео, сколь онъ ни уклонялся отъ вмешательства въ распрю, на кровавый поступокъ, на месть и убiенiе Тибальта. Умерщвленiемъ Тибальта Ромео былъ совсемъ уже поставленъ въ трагическое положенiе, безысходное по отношенiю къ браку съ Джульеттой. Ромео совершилъ трагическое деянiе, роковыя последствiя котораго онъ тотчасъ же предусмотрелъ, какъ то видно изъ его восклицанiя: "О, я дуракъ судьбы!" *). Дело заключалось отчасти именно въ судьбе. Но только эта судьба y Шекспира - не древнiй всемогущiй рокъ, слепо действующiй и разящiй человека, какъ бы ни поступалъ последнiй. У Шекспира, какъ y поэта христiанскаго времени, сохраняетъ значенiе и самоопределенiе человека; по крайней мере, на участь единичной личности можетъ оказывать влiянiе до известной степени свобода воли. Трагическiя страданiя не случайны y него, но вызываются собственными деянiями. При этомъ и страсть можетъ воздействовать на волю, т. е. на свободное самоопределенiе, и можетъ привходить судьба либо въ христiанскомъ смысле - какъ предопределенiе и мiроустроенiе на началахъ справедливости, либо въ философскомъ - какъ сцепленiе обстоятельствъ или событiй, съ которыми человекъ долженъ считаться, но которыхъ онъ можетъ избежать, смотря по силе и особенностямъ своего чувства или воли. Въ трагедiи о Ромео и Джульетте находимъ трагизмъ, отчасти обусловленный и судьбою въ сейчасъ указанномъ смысле. Убiенiе Тибальта послужило лишь одною изъ причинъ трагическаго исхода, но не было причиною непосредственною. Ходъ действiя заправляется не только взаимною страстью и характерами Ромео и Джульетты, но и еще двумя факторами: характерами лицъ, въ кругу которыхъ вращались Ромео и Джульетта, преимущественно ихъ родителей, и неблагопрiятнымъ стеченiемъ событiй помимо того. Возвышавшаяся надъ нелепою враждою любовь Ромео и Джульетты не могла встретить одобренiе со стороны ихъ родителей. Капулеты, отецъ и мать Джульетты, справедливо изображаются некоторыми критиками, какъ люди высокомерные, честолюбивые, обидчивые, всецело преданные чувственному наслажденiю, черствые и безсердечные. Неудивительно, что Джульетта была мало привязана дочерней любовью къ родной семье, мало питала доверiя къ родителямъ, боялась ихъ и, после изгнанiя Ромео, не сказала родителямъ о состоявшемся уже своемъ бракосочетанiи, что было бы самымъ простымъ и наиболее подходящимъ выходомъ изъ затрудненiя. Следовательно, главное препятствiе къ осуществленiю счастiя въ любви, къ которому по праву стремились Ромео и Джульетта, заключалось въ характере и настроенiи ихъ родителей. Потому понадобилась проделка съ притворною смертiю. Следовательно, кровавая вражда домовъ, къ которымъ принадлежали Ромео и Джульетта, сама по себе уже заключала немало задатковъ трагической участи влюбленныхъ. Къ тому прибавился рядъ случайностей, сложившихся гибельно для влюбленныхъ. Непосредственная причина, приведшая Ромео къ смерти, была недействительна, a заключалась въ его представленiи, и если бы обстоятельства сложились иначе, то Ромео получилъ бы надлежащее разъясненiе. Такимъ образомъ, смерть Ромео была вызвана совпаденiемъ целаго ряда обстоятельствъ. Случайностью является то, что вестникъ, посланный патеромъ Лоренцо известить Ромео о принятiи Джульеттой лишь снотворнаго напитка, не могъ дойти до места назначенiя, потому что не могъ войти въ городъ вследствiе случайнаго возникновенiя заразительной болезни и принятiя оградительныхъ меръ противъ нея, между темъ какъ слуге Ромео удалось пробраться къ своему господину; но вследствiе этой случайности Ромео узналъ только о смерти Джульетты, a не о томъ, что то была смерть кажущаяся, и участь его последовала предназначенною дорогою. Что Лоренцо пришелъ къ могильному склепу Джульетты несколькими мгновенiями позже принятiя яда Ромео, что Джульетта проснулась лишь вскоре после смерти Ромео, все это - несчастныя стеченiя, случайности, которыя могли окончиться также и иначе и которыя, однако, имели решающее значенiе въ судьбе Джульетты. Некоторые критики ставятъ въ вину Шекспиру такое введенiе случайностей въ ходъ действiя. Если все эти случайности не растерзываютъ намъ сердца своею неразумностью, то остается лишь вера въ стеченiе обстоятельствъ, которое оказывается действующимъ не такъ, какъ древнiй рокъ, ясно и верно, a страшно и непостижимо. По мненiю некоторыхъ, возможно, однако, что въ основе этихъ съ разныхъ сторонъ возникающихъ событiй, если бы мы могли проследить цепи причинъ, вызывающихъ эти событiя, могъ бы открыться какой-нибудь общiй исходный пунктъ, такъ что то, что кажется человеческому разуменiю случайностью, счастливымъ или несчастнымъ сцепленiемъ, въ конце оказалось бы мудро-задуманнымъ планомъ. Это мы видимъ и въ разсматриваемой трагедiи. У Шекспира преобладаютъ развязки такого рода, и такъ называемой "поэтической справедливости" нетъ. Шекспиръ оказывается въ построенiи трагизма мудрымъ созерцателемъ жизни, не навязывающимъ ей постояннаго внешняго торжества правды, какое не всегда бываетъ въ отдельныхъ явленiяхъ жизни, и свободнымъ отъ односторонности: не всегда награждается y него добродетель, не всегда торжествуютъ и порокъ и интрига. И однако же, не навязывая морали внешнимъ образомъ, Шекспиръ является великимъ моралистомъ, какъ великiе моральные уроки даетъ и жизнь. Въ особенности поучительны его великiя трагедiи, къ которымъ принадлежитъ и "Ромео и Джульетта".
{*) III. 1: O, I am fortune's fool. Въ первомъ Quarto: O, I am fortune's slave. Въ томъ же первомъ изданiи и Джульетта говорила (III, 2):
Or Fate envie our happie Marriage...}
Трагедiя, какъ и всякое вообще художественное произведенiе, имеетъ своею задачей возбуждать въ насъ, въ нашей душе и чувствахъ, рядъ настроенiй, которыя въ конце концовъ могутъ приносить намъ то или иное удовлетворенiе. Трагедiя достигаетъ такой цели при помощи имеющаго въ ней место трагизма, величiемъ ли и значенiемъ мучительныхъ ощущенiй, или же мощью высшаго добраго начала въ страдающей и борющейся личности. Трагедiя "Ромео и Джульетта" удовлетворяетъ обоимъ этимъ требованiямъ. Душа созерцателя участи Ромео и Джульетты получаетъ облегченiе (очищается, по выраженiю Аристотеля) въ сильнейшей степени, благодаря чувствамъ, которыя возбуждаетъ Шекспировская трагедiя, чувствамъ такъ называемаго страха и состраданiя.
и Мирандою въ Шекспировой "Буре". Печать особой нежности замечается на всей картине ночного свиданiя, озаренной вдобавокъ кроткимъ сiянiемъ луны. Это какъ бы лучшiй пережитокъ сценъ средневековыхъ заревыхъ песенъ со всею ихъ поэтичностью, Если бы выделить сцену взаимнаго объясненiя Ромео и Джульетты изъ целаго, въ которое она включена, то она могла бы принести лишь глубокое наслажденiе нашему сердцу: въ ней затрогиваются самыя сладкiя чувствованiя, къ какимъ мы способны, и передаются словами самой светлой радости. Но какъ скоро мы станемъ разсматривать эту сцену въ связи съ остальными и, присутствуя при ней, окажемся знающими то, чего вначале не предвидели Ромео и Джульетта, именно то, что они принадлежатъ къ враждующимъ семьямъ, то сердце наше сразу проникнется страхомъ за нихъ. Мы охвачены заботою о судьбе этихъ влюбленныхъ, становящихся вследствiе своей любви въ разрезъ со взаимнымъ отношенiемъ семействъ, къ которымъ они принадлежатъ; мы полны глубокаго состраданiя къ ихъ столь прекрасной и, однако же, тщетной любви. Эти глубоко захватывающiя насъ чувствованiя достигаютъ въ насъ потомъ, по мере хода действiя пьесы, высшаго напряженiя, когда мы видимъ всю мимолетность счастiя этихъ молодыхъ существъ, очаровывающихъ насъ силою, свежестью и поэтичностью своего чувства. Въ конце мы достигаемъ освобожденiя, отрешенiя отъ такого напряженiя ("очищенiя", по выраженiю Аристотеля), но не вполне. Зритель "Ромео и Джульетты" не вполне проникается темъ настроенiемъ, въ которомъ полагалъ результатъ созерцанiя трагедiи Шиллеръ. Последнiй думалъ, что трагедiя пробуждаетъ живое, ясное сознанiе телеологической связи вещей, нравственнаго мiропорядка, приводитъ къ примиренiю {"Das grosse gigantische Schicksal, welches den Menschen erhebt, wenn es den Menschen zormalmt".}. Конечно, не смерть Ромео и Джульетты приноситъ намъ такое облегченiе, a въ некоторой степени доставляетъ его примиренiе обоихъ враждовавшихъ домовъ въ виду дорогихъ жертвъ злой вражды. Инымъ, впрочемъ, и это примиренiе кажется ненадежнымъ. Гораздо более утешенiя даруетъ зрителю то, что, не взирая на смерть, достигаетъ все-таки трiумфа любовь Ромео и Джульетты, любовь безграничная и беззаветная, проявившая всю свою красоту. Ромео и Джульетта выказываютъ въ себе высокiй подъемъ чувства, не желая жить другъ безъ друга. Такъ, судьба Ромео и Джульетты глубоко трогаетъ насъ и вместе возвышаетъ несколько нашъ духъ зрелищемъ торжества ихъ идеала: Ромео и Джульетта ни на минуту не колеблются въ верности одному изъ идеаловъ совершеннаго человеческаго существованiя. Но все-таки намъ тяжело примириться съ ихъ гибелью.
Предложеннымъ анализомъ характеровъ Ромео и Джульетты и остальныхъ действующихъ лицъ разсматриваемой трагедiи и изследованiемъ сущности ея трагизма и воздействiя, думаемъ, подготовлено достаточно матерiала для решенiя вопроса объ ея смысле.
- не та узко моральная тенденцiя, какую навязывалъ ему Гервинусъ; равнымъ образомъ не могла она состоять и въ апофеозе любви въ томъ ея напряженiи, которое довело Ромео до неразумной опрометчивости, a вследъ затемъ и Джульетту, до прекращенiя своей жизни при виде бездыханнаго трупа Ромео. Этихъ страстныхъ и погибшихъ отчасти жертвами своей страсти влюбленныхъ врядъ ли Шекспиръ могъ возводить на пьедесталъ идеальныхъ героевъ, какихъ иные въ нихъ усматриваютъ.
Наиближе подойти къ истинной мысли Шекспировой трагедiи возможно лишь при сопоставленiи последней съ остальнымъ творчествомъ Шекспира въ тотъ перiодъ, къ которому относится "Ромео и Джульетта".
въ 1597 г. (до 17 апреля: Dowden, XV) въ формате in-quarto, - въ томъ виде, говоритъ это изданiе, какъ она часто (съ великимъ одобренiемъ) была публично представляема служащими y достопочтеннаго лорда of Hundson. Второе изданiе ея, съ измененiями, вышло въ 1599 г. На основанiи находящихся въ трагедiи упоминанiя о землетрясенiи 1590 г., относимаго къ 1591 г., отголосковъ знакомства съ "Complaint of Rosamond" Данiэля, 1592 г., и внутреннихъ данныхъ, свидетельствующихъ о томъ, что "Ромео и Джульетта" была раннимъ произведенiемъ поэта, но потомъ подвергалась пересмотру и дополненiямъ, приходятъ къ заключенiю, что она могла быть начата около 1591 г., несомненно была написана около 1595 г. и не позже конца 1596 г., a достигла полнаго завершенiя въ смысле окончательной обработки въ 1599 г. {См. y Dowden'a XVIII--XX: cp. y H. Morley -- въ предисловiи къ изданiю "Ромео и Джульетты" въ Cassot National Library: 1896, p. 7.}.
Руководясь этими хронологическими рамками, можно определить те произведенiя Шекспировскаго творчества, съ которыми мы имеемъ полное право сближать "Ромео и Джульетту" въ силу техъ или иныхъ соотношенiй. Таковыми будутъ произведенiя перiода, когда Шекспиръ находился подъ влiянiемъ моднаго тогда въ Англiи итальянствовавшаго, если можно такъ выразиться, стиля воспеванiя любви, перiода цветистаго лиризма и нередко натянутыхъ concetti; въ тотъ перiодъ была создана первоначальная редакцiя трагедiи о Ромео и Джульетте. Затемъ изследователь будетъ вправе привлечь къ сопоставленiю и произведенiя времени, непосредственно следовавшаго за предыдущимъ, когда y Шекспира выработался характерный стиль въ его нацiональныхъ Histories, въ юмористическихъ комедiяхъ средняго перiода его жизни; въ это время пiеса "Ромео и Джульетта" получила окончательный видъ. Къ перiоду же такъ называемаго великаго трагическаго стиля разсматриваемая трагедiя уже не имеетъ ближайшаго отношенiя.
"Два веронца", - произведенiе, въ которомъ любовныя влеченiя встречаютъ препятствiя, - какъ бы первая подготовительная работа къ Веронской любовной трагедiи, изображенной въ "Ромео и Джульетте". Далее эта трагедiя имеетъ близкое отношенiе къ "Венецiанскому купцу", какъ-то видно изъ сличенiя англiйскаго текста обеихъ пiесъ по языку и композицiи; равнымъ образомъ имеетъ она отношенiе ко "Сну въ летнюю ночь", заканчивающему ироническо-юмористическимъ образомъ перiодъ итальянствовавшаго стиля и любовныхъ произведенiй, и къ трагедiямъ о Ричарде III и II, открывающимъ "Historiуs", т. е. произведенiя на сюжеты изъ англiйской исторiи.
"Гамлета" Шекспира въ молодые его годы уже занимала глубокая проблема человеческой жизни, и решенiе ея уже тогда получалось довольно печальное. Заслуживаетъ вниманiя прежде всего общее представленiе Шекспира о столь сильно занимавшемъ его тогда чувстве любви, какъ о болезни души, противъ которой не можетъ устоять разсудокъ. Такой взглядъ на любовь былъ развиваемъ и до Шекспира - уже съ начала Возрожденiя - подъ влiянiемъ соответственнаго древняго представленiя. Въ годы молодости Шекспиръ со всемъ пыломъ того возраста изображалъ "напрасныя усилiя любви" бороться съ этимъ всемогущимъ чувствомъ. При этомъ онъ не разукрашивалъ похоти, признавая ее губительною для юной души. Выше чувственной страсти онъ ставилъ идеализмъ сердца, и въ душе поэта торжествовало нравственное начало. Онъ чувствовалъ симпатiю въ особенности къ высокому настроенiю любви. Такую более чистую любовь съ примесью идеализма, любовь, доходящую до невозможности жить безъ любимаго существа, Шекспиръ изобразилъ въ трагедiи о Ромео и Джульетте.
пiесы никакими сдерживающими силами, ни разумомъ, ни совестью. Поступки большей части действующихъ лицъ определяются ближайшимъ побужденiемъ и следуютъ за нимъ непосредственно. Кругъ чувствованiй, относящихся къ тому, что находится вне действующихъ лицъ, весьма узокъ; онъ ограничивается почти только любовью и дружбой. Нельзя не признать, однако, что въ разсматриваемой пiесе эти чувствованiя достигаютъ высокаго подъема, a любовь - можно сказать - высочайшаго.
Уже въ этотъ перiодъ творчества Шекспира его занимала мысль о демоническомъ начале въ мiре, та мысль, которая достигла ужасающей силы потомъ, въ годы созданiя величайшихъ трагедiй Шекспира. Это демоническое въ мiре и въ отражающихъ его произведенiяхъ Шекспира не поддается разсудку и можетъ быть только указываемо. Оно выступаетъ уже въ "Сне въ летнюю ночь". Въ основу этого произведенiя положена символика, которую нельзя свести къ какимъ-нибудь сухимъ и общимъ положенiямъ. Чтобы понять шутку, на которой построена та пiеса, надо вспомнить проклятiе, на которое обречена любовь Венерою въ конце Шекспировой поэмы "Венера и Адонисъ". Соответственно съ темъ любовь и въ "Сне въ летнюю ночь" представлена преходящею какъ сонъ, да и сама жизнь есть отчасти сонъ. Влеченiе любви приравнивается къ проблеску молнiи полуночи: прежде чемъ человекъ возможетъ сказать: "вотъ (смотри)!" пасть мрака поглощаетъ ее; такъ быстро изчезаютъ светлыя явленiя во мраке непроглядной ночи. Такова же и участь любви въ "Ромео и Джульетте": она возникла внезапно, блеснула яркимъ метеоромъ и затемъ исчезла во тьме вечности. Мы можемъ признать это уподобленiе весьма меткимъ поэтическимъ символомъ. И вообще творчество Шекспира символично въ смысле удивительнаго соответствiя внешней, чувственной стороны пiесъ, ихъ тона и колоратуры, стороне духовной. Внешняя сторона пiесъ является символомъ стороны духовной, полной нередко смысла, глубоко овладевающаго нашей душой.
Такимъ образомъ, по основной мелодiи, трагедiя "Ромео и Джульетта" и "Сонъ въ летнюю ночь" довольно близки другъ къ другу: въ первой также изображено непродолжительное счастiе, почти исчезающее вместе съ лунною ночью, во время которой произошло объясненiе Ромео съ Джульеттой. Изъ сада Капулетовъ, после того какъ миновала та чудная ночь, поэтъ переноситъ насъ, при свете утренней зари, въ монастырскiй садъ, где о. Лоренцо собираетъ уже травы, которыя войдутъ потомъ въ напитокъ, введшiй Джульетту въ преддверiе смерти. Трагедiя о Ромео и Джульетте является какъ бы символическою иллюстрацiею другой анафемы, изреченной любви Венерою, после того какъ последняя лишилась Адониса:
За смерть его скажу я въ предвещанье,
Что будетъ грудь жечь ревности страданье,
Что счастье дастъ - разрушитъ горе вновь!
Одно другимъ заменится - и радость
Пусть всехъ людей любовь возьметъ могила.
(Переводъ г. Соколовскаго).
"Ромео и Джульетта" - трагедiя, совмещающая такiе самые разительные контрасты человеческаго существованiя. Въ ней видимъ, съ одной стороны, горячее возвеличенiе любви, того таинственнаго сочетанiя душъ, которое направляетъ ихъ къ одному изъ наивысшихъ подъемовъ человеческаго чувства; a съ другой стороны, слышимъ скорбное сетованiе о непрочности такого счастiя. Все счастiе жизни въ высокой степени благородныхъ личностей, охваченныхъ неудержимымъ къ нему стремленiемъ, казалось, бывшее столь возможнымъ въ силу отрады, которую приносило имъ ихъ чувство, ограничилось несколькими часами короткой летней ночи, a затемъ уже до наступленiя другой полуночи упоенiе этимъ счастьемъ было отравляемо грознымъ призракомъ неотвратимой разлуки. Затемъ весьма скоро холодная могила сокрыла все горячiе порывы этой любви, видевшей цель въ самой себе и более ни въ чемъ. Ея какъ будто и не было, она пронеслась какъ чарующiй сонъ. И сколько довелось ей испытать мученiй даже во время этого короткаго сладостнаго сна! Если не ошибаемся, Шекспиръ - одинъ изъ первыхъ поэтовъ, выдвинувшихъ въ трагедiи любви мотивъ столкновенiя со средой и ея предразсудками. Уже въ "Ромео и Джульетте" заключается какъ бы зерно сопоставленiя морали мелочно-буржуазной съ романтическою, протеста противъ "роковыхъ буржуазныхъ отношенiй", противъ которыхъ возставала мещанская драма XVIII в.; возникаетъ роковой вопросъ о высшей правде въ человеческихъ отношенiяхъ вообще и о разумности человеческихъ деянiй. Оказывается, что полной правоты и разумности нетъ въ нихъ, нетъ ни на одной стороне, и даже лучшiя личности являются не вполне правыми и ослепленными въ своемъ сознанiи, безсильными устроить даже свою личную судьбу въ желательномъ направленiи, какъ безсильна помочь и философская мудрость о. Лоренцо. Выводъ получается неутешительный, въ силу чего и говорится въ конце пiесы, что на свете не было исторiи более печальной. Действительно, трудно представить что-нибудь более печальное. Среди ненависти родителей выростаетъ любовь детей, но эти крайности непримиримы по доброй воле, и грехъ родителей оказывается отомщеннымъ въ ихъ детяхъ. Рядомъ поставлены и одна изъ высшихъ радостей жизни и величайшее зло ея, любовь и ненависть, два полюса, около которыхъ вращается вся фабула пiесы, веселье бала, ликованiе радости и власть смерти, ключомъ бьющая жизнь и умерщвленiе ею самой себя; и все эти контрасты сливаются гармонически въ единое цельное действiе, какъ гармонична и жизнь, несмотря на разящiе въ ней при первомъ впечатленiи диссонансы.
Такое элегическое созерцанiе жизни, отголосокъ котораго особенно отчетливо слышится въ приведенныхъ выше словахъ отца Джульетты о ранней смерти последней, повторяется постоянно въ жизни человечества и нередко въ его поэзiи. Оно было не разъ въ ходу со времени Возрожденiя. Его находимъ въ поэзiи итальянской и французской. Возобновлялось оно и потомъ. Имъ полна, напр., поэзiя Жуковскаго, въ романсе котораго "Цветокъ" (1810) читаемъ:
Быстрее въ мiре исчезаетъ.
"Ромео и Джульетте" чета влюбленныхъ, иллюстрирующая собою такое элегическое созерцанiе жизни, прiобрела типическое значенiе въ европейскихъ литературахъ, какъ никакая другая: нельзя указать никакой другой, которая могла бы поравняться популярностью съ Шекспировскою. Причина того заключается не только въ художественныхъ достоинствахъ трагедiи "Ромео и Джульетта" и въ увлекательномъ изображенiи всей красоты молодого и горячаго чувства, но и въ томъ, что Шекспиръ самымъ типическимъ и универсальнымъ образомъ выразилъ самое общее и вместе поэтичнейшее чувство, высоко-поэтично и трогательно воспроизвелъ вечно повторяющуюся въ человеческой жизни исторiю первой любви, со всею чистотою, нежностью и безграничностью этого чувства, передалъ всю отраду, какую оно находитъ въ самомъ себе *), всю его необычайную силу и весь нравственный ростъ личностей, подпадающихъ его влiянiю. Великiй успехъ произведенiя Шекспира порожденъ также его глубокомыслiемъ, истинно драматическимъ изображенiемъ и драматической силы страсти, и всего высокаго, что она вызываетъ въ нашей душе, и техъ неотвратимыхъ препятствiй, которыя постоянно ставитъ человеческому счастiю и лучшимъ влеченiямъ человека жалкая внешняя жизнь. Ни въ какомъ другомъ поэтическомъ произведенiи не найдемъ такого изображенiя контрастовъ радости и страданiя и гибели, такого разительнаго и столь поэтичнаго сочетанiя любви и смерти. Нетъ другой такой трагедiи, въ которой молодость и любовь такъ становятся лицомъ къ лицу съ неразрешимыми загадками жизни, съ ненавистью и смертью. Наконецъ, трагедiя Шекспира увлекаетъ и темъ моральнымъ выводомъ, который не навязывается авторомъ, но, темъ не менее, вытекаетъ изъ нея довольно ясно для вдумчиваго зрителя, выводомъ о томъ, что ничто не можетъ сломить внутренно духа, верящаго въ возвышенность своихъ стремленiй; онъ торжествуетъ въ самой своей внешней гибели; онъ сильнее смерти.
Н. Дашкевич