ДЕЙСТВІЕ ПЯТОЕ.
СЦЕНА І-я.
Афины. Зала во дворце Тезея.
Входятъ Тезей, Ипполита, Филостратъ, вельможи и придворные.
Ипполита. Какъ странны, мой Тезей, любовниковъ разсказы!
Тезей. Да, больше странны, чемъ правдивы. Плохо
Я въ басни старыя и въ фей проказы верю.
Мозгъ у влюбленныхъ и у съумасшедшихъ
Такой кипучiй и фантазiя такая
Богатая, что видятъ часто въявь
Они, чего холодный здравый умъ не видитъ.
Лунатики, любовники, поэты
Какъ будто созданы изъ одного
Воображенья. Одни: чертей
Гораздо больше видятъ, чемъ въ аду ихъ
Найдется; таковы безумные! Любовникъ,
Такой же съумасбродъ, красу Елены
Въ египетской чернавке часто видитъ.
То съ неба на землю блистая упадетъ,
То воспаритъ съ земли на небо, тамъ же
Блистая: и когда воображенье
Зачнетъ во чреве и родитъ
Неведомаго образъ бытiя,--
Перо поэта -- тело дастъ сему
Воздушному ничто, укажетъ въ мiре место
И наречетъ по имени его.
Столь сильны чудеса воображенья,
Что если радость вдругъ ему предстанетъ,
То вместе вестникъ зримый прилетитъ
Сей радости: когда жъ порой ночной,
Тревожный страхъ намъ душу посетитъ,
То каждый кустъ -- тогда медведь большой!
Ипполита. Есть что-то больше этого однако
Въ исторiяхъ ночныхъ и въ перемене,
Свершившейся со всеми! больше, чемъ
Игра Фантазiи; имеетъ образъ
Вещественней, прочнее; хоть конечно
Входятъ Лизандръ, Димитрiй и Елена.
Тезей. А вотъ и две четы: какъ веселы, какъ рады!
Веселье, да сопутствуетъ, друзья,
Веселье и дни долгiе любви
Вамъ въ жизни.
Лизандръ. Государь, пусть более чемъ намъ,--
Вамъ въ царственныхъ трудахъ и царственныхъ утехахъ.
Тезей. Однако посмотреть, какими празднествами
И развлеченьями мы можемъ сократить
Трехъ остальныхъ часовъ томительную вечность,
Межъ нашимъ ужиномъ и ложемъ сна!
Да где же нашъ распорядитель празднествъ?
Какiя развлеченiя у насъ
Въ наличности? Пьесы нетъ ли, что ли,
Часы несносные способной сократить?
-- Зовите Филострата.
Филостратъ. Здесь я, князь могучiй,
Тезей. Разсказывай, какихъ увеселенiй
Ты. заготовилъ намъ на этотъ вечеръ?
Ленивое намъ время обмануть!
Филостратъ. Вотъ, государь, афиша всехъ забавъ!
Извольте выбрать вы и приказать,
Какiя будутъ вамъ угодны.
Лизандръ (читаетъ)61.
Сраженiе съ Кентаврами, воспетое
Афинскимъ евнухомъ съ сопровожденьемъ арфы.
Тезей. Ну, это въ сторону! Моей подруге
Объ этомъ разсказалъ ужь я, во славу
Иракла, родственника моего.
Лизандръ (читая.)
Неистовство Вакханокъ разъяренныхъ,
Фракiйскаго певца свирепо растерзавшихъ.
Лизандръ. Плачь трижды-трехъ скорбящихъ музъ,
О жалостной и гладной смерти,
Постигшей нищую науку62.
Тезей. Я знаю это: едкая сатира!
На брачномъ пиршестве она не къ месту.
Лизандръ (читая.)
О юной Тизбе и ея Пираме,
Весьма плаченное увеселенiе.
Тезей. Плачевно и забавно -- вотъ такъ штука!
Горячiй ледъ и снегъ вареный это.
Какой же кроется въ разладе этомъ складъ?
Филостратъ. Въ пiесе, государь, коего словъ съ десять;
По краткости я равной ей не знаю.
Но, ваша светлость, даже десять словъ
Въ ней вовсе лишнiя. Вотъ, отъ чего
Она плачевная: во всей пiесе
На месте слова нетъ, актеры -- дрянь!
Забавною же названа, затемъ,
Что самъ себя Пирамъ въ ней убиваетъ.
Когда его на пробе виделъ я,
То плакалъ самыми веселыми слезами,
Какихъ извлечь и громкiй смехъ не въ силахъ!
Тезей. Да ктожъ актеры тутъ?
Филостратъ. Афинскiе мастеровые.
Ихъ умъ доселе вовсе не работалъ,
Они измучили тупую память.
Тезей. И я хочу пiесу слышать.
Филостратъ. Но,
Светлейшiй князь! Она васъ недостойна.
Я былъ на пробе, слушалъ до конца.
Пiеса -- дрянь, дрянь сущая: поверьте!
Ужь разве только будетъ вамъ прiятно
Намеренiе ихъ вамъ услужить
И тяжкiй трудъ.
Тезей. Хочу пiесу слышать!
Не следуетъ, не должно отвергать
Усердной простоты посильныхъ приношенiй.
Зови сюда, а дамъ садиться я прошу!
(Филостратъ уходитъ.)
Ипполита. Мне жалко видеть тщетный трудъ усердья
И тщетныя усилiя его!
Тезей. Ты тщетнаго, поверь, и не увидишь.
Ипполита. Однако, онъ сказалъ, что вся игра ихъ -- вздоръ.
Тезей. Темъ снисходительнее къ ней мы будемъ:
При томъ же, вздоръ ихъ позабавитъ насъ!
Где преданность чего не въ силахъ сделать,
Тамъ благородное вниманье ценитъ
По степени усердiя заслугу,
Не по успеху. Иногда случалось,
Когда я прiезжалъ, сбиралися встречать
Речами власти земскiя меня
Заранее затверженными. Но,
Какъ только я являлся, то бледнели
И запиналися въ начале длинныхъ
Перiодовъ, откашливались долго,
Теряли голосъ, въ заключенье: вовсе,
Не досказавши речи, умолкали!
Но, веришь ли ты, милая моя?
Въ молчаньи лучшiй виделъ я приветъ,
И въ простоте преданности немевшей
Я больше находилъ, чемъ въ звоне всехъ широко --
Вещательныхъ, красноречивыхъ фразъ.
Поэтому-то мне любви простосердечной
Входитъ Филостратъ.
Филостратъ. Прологъ, когда изволите -- готовъ.
Тезей. Вели войдти!
(Звукъ трубъ; входитъ Пила, прологъ.)
Прологъ. Ежели симъ зрелищемъ ныне вамъ наскучимъ,
Не должны слушатели сiе разумети!
Такъ! яко придохомъ семо да васъ мучимъ!
Но начало съ концемъ сопрягать умети.
Аще зде явихомся -- то вамъ досадити!
Не хощемъ ни мало васъ возвеселити!
Полагаемъ весь нашъ трудъ, дабы васъ изгнати!
Сего мы не хощемъ, чтобъ могли вы знати,
Что ныне предъ ваши очи мы износимъ!
До скончанья вашего терпенiя просимъ. 63
Тезей. Ну! какъ видно, этотъ малый не весьма силенъ на счетъ запятыхъ.
Лизандръ. Онъ проскакалъ по своему прологу, какъ необъезженный жеребенокъ, который не знакомъ еще съ уздою. Изъ этого, впрочемъ, выводится, ваша светлость, прекрасное нравоученiе: мало того, чтобъ говорить -- надобно говорить съ толкомъ!
Ипполита. Въ самомъ деле, онъ проболталъ свой прологъ, какъ ребенокъ играетъ на флейте: звуки слышны, но въ звукахъ нетъ ни какого складу.
Тезей. Его речь была похожа на перепутанную цепь: все звенья целы, только все въ безпорядке. Что-то будетъ дальше?
Входятъ Пирамъ и Тизба, Стена, Лунное сiянiе и Левъ.
Зрелище, кое вы зде предъ очами зрите!
Се -- младый Пирамъ, а се -- предстоитъ предъ вами
Тизба, бодрыми сердца пронзая очами.
Сей же мужъ, кой въ извести -- стену представляетъ:
Любителя отъ драгой стена разделяетъ.
А се щели можете тоя стены зрети;
Въ те обыкли по вся дни другъ друга смотрети.
Мужъ же съ можжевельникомъ, съ фонаремъ светящимъ,
Представляти лунный светъ будетъ горящимъ.
За не при сiянiи сихъ лучей печальныхъ
Сретиться сiи хотятъ у вратъ трiумфальныхъ.
Да любовный сердца жаръ и пылъ младой крови
Хотя мало утишать блаженствомъ любовiе,
Но егда лишь прiиде девица прекрасна,
Левъ илъ паче мраволевъ, рыкая ужасно,
Тако-жъ прiиде, искаiй кого поглотити.
Ублжавшей красоты епанчу схватити,
И кровавой пастiю, кровью обагрити,
Лютый зверь изволилъ сей, зело разъяряся.
Прiиде младый Пирамъ и егда увиде
Обагренну епанчу, жизнь возненавиде.
Самопрандеръ, сиречъ мечъ, тогда вынимаетъ
И стеня, себя весьма живота лишаетъ.
Тизба, крывшаясь межъ темъ, во чаще древесной,
Оглашаетъ, вновь пришедъ, стономъ лесъ окрестной;
И не чая алчныя пренести разлуки
Любителя самопрандръ беретъ въ нежны руки:
Сама -- о видъ жалостный -- во тело вонзаетъ:
Заструилась ала кровъ -- и се умираетъ!
Вся же прочая режутъ, коль ваше желанье,
Левъ любовники, стена, лунное сiянье.
(Exeunt Прологъ, Тизба, Левъ и Лунный светъ.)
Тезей. Я буду не мало удивленъ, однако, если и левъ заговоритъ!
Димитрiй. Не извольте дивиться, государь! Отъ чего же льву не заговорить, когда такъ много ословъ говорятъ?
Стена. Въ семъ плачевномъ действiи стену представляти
Избранъ есмь, егда же желаете знати:
Кто есмь,-- Медникъ есмь, Рыломъ нарицаюсь;
Днесь же каменной стеной предъ вами являюсь.
Да ведути черезъ сiю речи межъ собою,
Пламенны любовники и ея услаждаютъ.
Что стена есмь -- съ глиною известь уверяютъ,
Кой зримы на мне сутъ; а се, и дыру я
Честны зрителiе, симъ тако показую.
(Растопыриваетъ пальцы.)
Тезей. Ну, можно ли требовать, чтобы известь и глина говорили основательнее?
Димитрiй. Действительно, государь! это самая умная стена, какую удавалось мне слышать въ жизни.
Тезей. Пирамъ приближается къ стенъ. Тс!
Входитъ Пирамъ.
Пирамъ. О, нощь, о, мрачна нощь, простерша черну тень!
Нощь, сущая везде, где не блистаетъ день!
О, нощь! о, нощь! Увы! реку: увы! двояко!
Страшуся не узреть драгiя Тизбы зрака
Стана! о, ты стена! Ты, кою сорудилъ
Виновникъ дней ея и съ ней насъ разделилъ;
Стена незыблема, стена жестокосерда,
Къ моленiямъ моимъ будь ныне милосерда!
(Стена растопыриваетъ пальцы.)
Ничто не можетъ быть, стена, тебя миляе!
Но Тизбы милыя доселе я не зрю...
Жестокая стена, кляну тя, проклинаю!
Тезей. Отчего жъ это стена не отвечаетъ ему на проклятiе проклятiемъ? Ведь она уже оказала способность чувствовать!
Пирамъ. Не смеетъ отвечать, ваше светлое высочество! потому: этого не показано. А вотъ, после словъ: "кляну тя, проклинаю", начинается Тизбина роль. Она, значитъ, приходитъ и я ее вижу въ щель. Вотъ вы сейчасъ изволите увидеть, что все будетъ точь-въ-точь, какъ я говорю. Тизба приближается.
Входитъ Тизба.
Тизба. Сколь часто ты моимъ стенанiями внимала,
; Жестокая стена за то, что разделяла
Съ любезнымъ мя моимъ! Уста коликократъ
Лобзали камени безжизненнаго хладъ.
Пирамъ. Зрю голосъ милыя! Мой духъ терпеть не можетъ...
Терпенье таково безмерно скуки множитъ.
О, Тизба!
Тизба. О, драгiй! се ты ль? о, милый видъ!
Пирамъ. Се я! когда жъ не я, пусть громъ меня разитъ.
О! сколь на свете семъ есть тотъ благополученъ,
Чей долгъ съ любовiю сердечной не разлученъ.
Тизба. И злополученъ тотъ, котораго прiязнь
Любезная его за люту емлеть казнь. 64
И въ сердце затуши терзающiй мя пламень.
Тизба. Я не уста твои лобзаю, а дыру!
Пирамъ. Коль сострадаешь ты стенанiямъ печальнымъ,
Приди, молю тебя -- сейчася къ вратамъ трухмальнымъ!
Тизбл. Иду, о, мои драгiй! иль пусть сейчасъ умру!
Стена. Се роль свою стена въ семъ зрелище кончаетъ
И отходя домой, вамъ всякихъ благъ желаетъ!
(Изыдутъ вонь, поклонившись, Стена, Пирамъ и Тизба).
Тезей. Такимъ образомъ, стена, разделявшая двухъ соседей, уничтожена!
Димитрiй. Такъ, государь, и следуетъ, когда у стенъ совершенно незаконно являются уши.
Ипполита. Въ жизнь я неслыхивала подобнаго безобразiя!
Тезей. Надобно сказать, что и лучшее въ этомъ родъ -- въ сущности не что иное, какъ обманъ: и дурное можетъ иногда дополниться воображенiемъ.
Ипполита. Тогда ужь это дело не ихъ воображенiя, а нашего.
Тезей. Если мы только будемъ воображать о нихъ не хуже того, что они сами о себе воображаютъ, они выйдутъ отличные люди. Но, вотъ идутъ два благородныхъ зверя: человекъ и левъ. 65
Входятъ Левъ и Лунный Светъ.
Левъ. Сударыни, чьи невры столько тонки,
Что страшны имъ малейшiе мышенки,--
Вы будете, быть можетъ, трепетать,
Когда здесь станетъ дикiй левъ рычать?
Хоть въ львиной шкуре я, но львиной не пылаю
Я злобной яростью... была бы мне беда,
Когда бъ, заправскiй левъ, явился я сюда.
Тезей. Какое милое и деликатное животное!
Димитрiй. Я такихъ деликатныхъ, государь, и не видывалъ!
Лизандръ. Этотъ левъ -- лисица по мужеству.
Тезей. Правда, и настоящая курица по осторожности. 66
Димитрiй. Нетъ, государь! лисица давитъ куръ, а его мужество, не можетъ подавить его осторожности.
Тезей. Ну, по-крайней-мере, ужь осторожность не сладитъ у него съ мужествомъ, какъ курица не сладитъ съ лисицей. Но довольно! оставимъ его съ его осторожностью и послушаемъ, что скажетъ намъ луна.
Лунный светъ. Луну двурогую фонарь сей представляетъ...
Димитрiй. Отчего жъ у него рогъ на голове нетъ?
Тезей. Да еще не выросли! должно быть, луна въ ущербе.
Лунный светъ. Луну двурогую фонарь сей представляетъ,
А я тотъ человекъ, что виденъ на луне!
Тезей. Вотъ въ чемъ главная ошибка всего дела: онъ самъ долженъ сидеть въ фонаре: а то какой же это лунный человекъ?
Димитрiй. Онъ не смеетъ туда влезть, чтобъ не потушить огарка; посмотрите: онъ и такъ догараетъ.
Ипполита. Мне однако ужь наскучилъ этотъ месяцъ! желательно, чтобъ ему вздумалось перемениться.
Тезей. По слабому мерцанiю света, можно заключить, что луна въ ущербе; но изъ учтивости, мы все-таки должны дождаться, пока она совершитъ свое теченiе.
Лизандръ. Продолжай, луна!
Димитрiй. Какъ же это, однако? Все это ведь должно быть въ фонаре; потому что все это -- и человекъ, и можжевельникъ, и собака -- составляетъ луну. Но вотъ является Тизба!
Входитъ Тизба.
Тизба. Се, я у древнихъ вратъ! но гдежъ драгiй Пирамъ?68
Левъ. Го-о-о!
(Левъ рычитъ. Тизба убегаетъ).
Димитрiй. Славно рычишь, левъ!
Тезей. Славно бежишь, Тизба!
Ипполита. Славно светишь, луна! Право, луна светитъ съ особенною прiятностiю.
(Левъ разрываетъ епанчу, брошенную Тизбой и убгаетъ).
Тезей. Славно дерешь, левъ!
Димитрiй. А вотъ и Пирамъ идетъ!
Лизандръ. А! поэтому-то левъ и убежалъ!69
Входитъ Пирамъ.
Пирамъ. О, месяцъ, месяцъ! я благодаренье
Паче и паче тебе воздаю!
Буду я зреть прелестное творенье,
Буду я зреть драгую мою.
(Увидавъ епанчу Тизбы).
Но стой! О, видъ!
Что здесь лежитъ?
О, я несчастный!
Терпеть нетъ мочи:
Слезитесь очи!
Погибла, о, драгая,
; Погибла навсегда!
Судьба, -- судьбина злая:
О, горе, о, беда!
О, я несчастный!
;О, видъ ужасный!
О, лютый рокъ!
Прерви сей жизни токъ!I
Тезей. Ну, конечно! какъ не сойдти съ ума отъ этакихъ страстей и отъ смерти милой подруги.
Ипполита. Что ты прикажешь делать съ моимъ сердцемъ? Какъ это ни глупо, а мне все-таки жалко!
Пирамъ. О, чего ради львы и звери люты,
О, чего ради созданы на светъ?
Скорбны, тяжки минуты!
Тизбы драгiя более нетъ;
Левъ умертвилъ презренный
Судьбой сраженный,
Могу ли жить,
Коль больше не любить?
; Мой духъ мятется
И сердце рвется:
Тизбы драгiя въ свете семъ нетъ!
Едва сiе увиделъ,
Мой отбежалъ покой:
Нетъ мне веселья, все я возненавиделъ,
Лютой терзаясь тоской!
О, вынимайся, сарпандеръ мой !
; Мой острый мечь, прерви сей жизни токъ.
; Рази ты въ сердце, прямо въ левый бокъ!
(Закалывается).
Се умеръ я!
И бытiя
Уже пресеклась нить!
Увы! я умираю,
Ужь въ небесахъ витаю!
Ты не нужна,
(Лунный светъ exit)
Я умираю, умираю, умираю!70
Димитрiй. Какъ онъ долго умиралъ!
Лизандръ. Не мудрено: потому что не взаправду. 71
Тезей. Съ помощiю цирюльника, онъ можетъ еще возвратиться къ жизни и по прежнему продолжать быть осломъ.
Ипполита. Но что это луна ушла до появленiя Тизбы? Какимъ же образомъ Тизба отыщетъ своего любовника?
Тезей. Это ничего: при свете звездъ. Вотъ однако и она! ея горестными сетованiями вероятно окончится пьеса.
(Входитъ Тизба).
Ипполита. Авось она недолго будетъ стенать о такомъ Пираме!
Димитрiй. Трудно решить только, кто лучше: Пирамъ или Тизба? Кажется, оба лучше!
Лизандръ. Вотъ уже узрела она его своими прелестными очами!
Димитрiй. И начинаетъ стенати тако:
Тизба. Милый, милый голубочикъ!
Отлетелъ на векъ ты прочь,
О, Пирамъ, о, мой дружочикъ,
Буду плакать день и ночь.
Вы струитесь, токи слезны!
Надрывайся грудь тоской!
Ты навекъ потерянъ мной!
Друга хладная могила,
Счастье дней моихъ сокрыла:
Люта смерть, приди скорей!
Рокъ рушитель сей любови,--
Знать, моей ты жаждешь крови:
Не жалею грустныхъ дней!
О, вонзись мечь острый друга!
О, вонзись, молю тебя!
Другу верная подруга
Умираю я любя. 72
(Беретъ мечь Пирама и закалывается.)
Тезей. Луна и левъ остались въ живыхъ хоронить мертвыхъ!
Димитрiй. Да сверхъ того еще стена, государь!
Основа. Съ вашего позволенiя; смею васъ уверить, что стена, разделявшая родителей ихъ, не существуетъ более72. Не благоугодно ли будетъ теперь посмотреть эпилогъ, или внять бергамасской пляски, которая имеетъ быть исполнена двумя изъ нашей компанiи?
Тезей. Нетъ, ужь пожалуйста, безъ эпилога! Ваша пьеса не нуждается ни въ какихъ извиненiяхъ. Все играющiе перемерли,-- а о мертвыхъ, по пословице,-- ничего, кроме хорошаго! Но, если бы тотъ, кто игралъ Пирама, повесился на подвязке Тизбы, то вышла бы трагедiя въ полной форме. Впрочемъ, и въ этомъ своемъ виде, пьеса прекрасна и отлично исполнена ! Покажите намъ теперь свою бергамасску, а эпилогъ по боку!
(Пляска.)
Тезей. Полуночи языкъ двенадцать прогуделъ.
Любовники! на ложе наслажденiй!
Мы, вероятно, утра часъ проспимъ,
Провеселившись за полночь сегодня.
Нелепый фарсъ намъ ускорилъ шаги
Тяжелой ночи: на покой же, други!
Для новыхъ празднествъ просыпаясь днемъ,
Въ пирахъ мы две недели проведемъ!
(Exeunt.)
СЦЕНА ІІ-я.
Входитъ Пукъ съ метлой.
Пукъ. Вотъ голодный левъ рычитъ,
Волкъ на месяцъ поднялъ вой:
Пахарь крепко-крепко спитъ,
Утомленъ денной страдой...
Огонекъ погасъ въ избахъ;
Простоналъ пугачъ въ кустахъ:
Застоналъ въ ответъ больной,
Вспомнивъ саванъ гробовой.
Часъ полуночи насталъ --
Разверзается жилище
На церковномъ, сонмъ ихъ всталъ!
И, Гекаты колесницы
Свита,-- вотъ явились мы,
Сны таинственные тьмы,
Ненавистники денницы!
Часъ виденiй! Всюду тишь:
Не скребется даже мышь
Въ благодати полномъ доме!
Никого не слышно, кроме
Лишь меня, который отряженъ
Соръ метлой изъ дому выместь вонъ74.
Входятъ Оберонъ и Титанiя со свитой.
Оберонъ. Пусть погасли свечи здесь,--
Мы волшебными огнями
Снова домъ осветимъ весь.
Эльфы! резвыми толпами
Разсыпайтеся скорей!
Вторьте песне вы моей;
Словно птички межь кустами,
Мой воздушный, пестрый рой!
Титанiя. Нота въ ноту, слово въ слово
Песню звонкую мы снова,
Взявшись за руки споемъ!
Благодать мы песнью нашей
Здесь навеемъ: полной чашей
Да живетъ сей домъ!
Оберонъ. До зари вы гуляйте до утренней
По высокимъ палатамъ расписаннымъ:
Мы же въ спальни съ царицей пойдемъ,
Благодать тремъ четамъ принесемъ:
Да исполнится векъ ихъ отрадами,
Да живутъ они весело съ чадами,
Да не будетъ въ рожденныхъ отъ нихъ
Ни въ единомъ отметинъ дурныхъ!75
Родились бы талантливы -- счастливы
И на всякое дело удачливы,
Изукрашены всякимъ добромъ:
Красотою же -- кровь съ молокомъ!
Окропить вы весь домъ поспешите за мной,
Чтобъ хозяинъ въ немъ жилъ -- не тужилъ,
Много летъ пировалъ, людямъ правду творилъ!
Ну, скорей
Разлетайтесь!
Но до утреннихъ лучей
Все ко мне,
Въ тишине
Собирайтесь!
(Exeunt Оберонъ, Титанiя и свита.)
Пукъ. Если не съумели тени
Угодить вамъ, господа,--
Это вовсе не беда!
Мало-ль хуже сновиденiй
Вы видали иногда?
Вотъ и наше представленье
Тоже -- греза сновиденья:
А когда же складны сны?..
Извинить вы насъ должны!
Честностью давно известный,
Обещаюсь и клянусь,
Что когда по представленьи,
(А признаться, я боюсь)
Духа не убьетъ...
Мы, за ваше снисхожденье,
Примемъ твердое решенье
Быть умней впередъ:
Шельмой вы тогда!
А теперь вы насъ немножко поощрите
И рукоплесканьемъ подарите:
Доброй ночи, господа!