Современное состояние драматургии и сцены (старая орфография)

"Время", No 9, 1862 

Театръ въ нашихъ глазахъ -- дело великое, потому великое, что по сущности своей онъ долженъ быть деломъ народнымъ.

Если мы до сихъ поръ не писали ничего о русскомъ театре, то потому только, что до сихъ поръ писать о немъ серьозно было совершенно невозможно. Кроме общихъ условiй, полагаемыхъ произволу мысли закономъ положительнымъ, существовали еще условiя особенныя, спецiальныя.

Такихъ спецiальныхъ условiй нетъ более.

Писать о театре, следить за театромъ становится нетолько возможнымъ, но необходимымъ, становится по нашему мненiю даже обязательнымъ для каждаго честнаго литературнаго направленiя.

Писать разумеется следуетъ только о русскомъ театре, о нашемъ театре, каковъ онъ нинаесть, потомучто только его состоянiе важно для мыслящаго наблюдателя жизни.

Двухъ вещей будемъ равно избегать мы въ нашихъ летописяхъ, двухъ подводныхъ камней оберегаться, именно: 1) упадка критическаго мерила нашего до уровня сцены въ ея настоящемъ состоянiи и 2) фешенебельнаго, великосветскаго презренiя къ русской сцене, даже въ настоящемъ ея состоянiи.

Насчетъ этихъ двухъ пунктовъ мы и считаемъ прежде всего необходимымъ честно и искренно объясниться.

1) Въ сцене и въ сценическихъ впечатленiяхъ есть известнаго рода обаянiе, которому вполне поддаваться довольно опасно. Объяснимъ дело проще. Если вы редко ходите въ театръ -- все фальшивое, рутинное, сделанное въ пьесахъ ли, въ игре ли артистовъ, васъ поражаетъ въ высшей степени непрiятно; вамъ и въ глаза и въ уши кидается все что производится "нарочно", а не "взаправду". Не говоримъ о совершенно пошломъ, говоримъ только о рутинномъ, ибо редко ли, часто ли ходите вы въ театръ, но если вы человекъ съ чутьемъ, -- пошлое всегда будетъ внушать вамъ глубокое, непримиримое отвращенiе... Но если вы ходите въ театръ часто, если вы любите его страстно, вы постоянно должны, изъ уваженiя къ самому себе, пристально смотреть за собою, иначе (мы говоримъ вовсе не шутя, а по собственнымъ личнымъ опытамъ) вы можете такъ въесться въ сценическiя впечатленiя, что рутина и фальшь все слабее и слабее будутъ поражать ваше чутье: вы принюхаетесь къ нимъ. И знаете ли какъ принюхаетесь! Нетолько увлекаясь исполненiемъ роли артистами вы будете смешивать драматическое произведенiе съ его сценическимъ исполненiемъ нетъ, въ самомъ исполненiи вы незаметно для васъ самихъ будете привыкать къ рутине, механике, фальши...

Чтоже следуетъ изъ этого? спросите вы конечно. Неужели для того чтобы настоящимъ образомъ понимать и ценить театръ, надобно ходить въ него какъ можно реже?..

Знаете ли, что мы искренно скажемъ почти-что да... при настоящемъ состоянiи нашей сцены. Кто въ состоянiи съ удовольствiемъ просидеть, когда даютъ "Житейскую школу", "Водевиль съ переодеваньемъ", "Смерть Ляпунова", "Парижскихъ нищихъ", пошлыя штуки г. Родиславскаго вроде "Разставанье", омерзительныя клеветы на русскiй бытъ вроде изделiй гг. Тарновскаго, Руднева, Григорьева 1 (котораго никакъ не надобно смешивать съ покойнымъ Григорьевымъ 2, авторомъ грубыхъ, но безпритязательныхъ и простодушно-даровитыхъ картинъ изъ купеческаго и народнаго быта), -- кто, говоримъ мы, способенъ все это высиживать съ сластью, того вкусъ ничемъ не лучше вкуса мышиныхъ жеребчиковъ, занимающихъ первые ряды креселъ въ балете. Для того театръ не дело, а забава, -- да и забава-то грубая.

Одинъ изъ величайшихъ и серьознейшихъ драматическихъ критиковъ Лессингъ сказалъ какъ-то въ своей знаменитой "Гамбургской драматургiи", что "многiя плохiя вещи могутъ и должны быть удержаны на сцене, потомучто представляютъ для актеровъ благодарныя роли". Но этихъ словъ Лессинга не могутъ обратить противъ высказаннаго нами положенiя поклонники "водевилей съ переодеваньемъ"... Въ те времена, когда великiй критикъ писалъ свою "Гамбургскую драматургiю", въ Германiи еще не было ни Шиллера, ни Гёте, и почти только онъ одинъ ратоборствовалъ за Шекспира. Да и не штуки же вроде "Водевиля съ переодеваньемъ" защищалъ Лессингъ. Он защищалъ, да и то на время, вещи плохiя или "сделанныя", но въ известныхъ роляхъ представляющiя работу для артистовъ. Ему вочто бы то нистало надо было пробуждать въ исполнителяхъ сценическихъ произведенiй артистичность, а въ зрителяхъ сочувствiе къ сценическимъ зрелищамъ вообще. Совершенно въ другихъ условiяхъ находимся мы.

Театръ, какъ дело серьозное и народное, начался у насъ тоже недавно, начался настоящимъ образомъ съ Островскаго, ибо Пушкинъ писалъ свои драмы не для сцены; великiя же произведенiя Грибоедова и Гоголя попали на сцену совершенно случайно и долго высились уединенно надъ ея пошлымъ хламомъ, но во всякомъ случае театръ у насъ начался. Представленiя драмъ нашего перваго вполне народнаго драматурга показали уже массе неизмеримую бездну, отделяющую то, чтó представляется на театре "нарочно", отъ того, чтó происходитъ на немъ "взаправду", чтó служитъ выраженiемъ жизни и вместе разъясненiемъ и оразумленiемъ жизни.

Съ другой стороны, мы прожили уже ту эпоху, когда интересуетъ только сценическое исполненiе пьесъ, только игра артистовъ. Едвали бы даже великiй Мочаловъ могъ увлечь насъ въ настоящую минуту исполненiемъ нелепаго Ляпунова г. Кукольника, едвали бы даже и такой серьозный пластическiй художникъ, какъ В. А. Каратыгинъ, могъ сделать для насъ сноснымъ Ляпунова г. Гедеонова. Едвали бы тоже Репину или Асенкову могли мы теперь вынести въ разныхъ изделiяхъ нашихъ бывалыхъ водевилистовъ; едвали бы даже и ради грацiозной и вместе глубокой игры г-жи Веры Самойловой высидели мы въ настоящее время ерунду вроде "Владимiра Заревскаго" или сантиментальную пошлость вроде "Театральнаго музыканта и княгини".

Когда мы говоримъ мы, то разумеемъ конечно не себя, а вопервыхъ людей мыслящихъ, и вовторыхъ народъ, толпу, массу. О середине, о нравственномъ и умственномъ мещанстве, мы вообще не имеемъ привычки говорить по отношенiю къ серьознымъ явленiямъ общественной, умственной и нравственной жизни.

театръ, когда въ немъ даютъ не оперы, а русскiя драматическiя произведенiя: вы увидите, что бель-этажъ и бенуаръ пусты. Такая исторiя и въ Александринскомъ.

Да и слава-богу! Театръ долженъ держаться массою. Да обратится онъ для нея въ насущную потребность!..

Но много условiй нужно для того, чтобы онъ обратился для нея въ насущную потребность, и условiя эти заключаются вовсе не въ ея развитiи. "Дитя тысячеглавое" достаточно развито, т. е. снабжено общимъ чутьемъ добра и правды, чтобы понимать то, что есть "настоящее дело", что происходитъ на сцене "взаправду", а не "напрасно", а главное -- въ немъ чутье къ живью необычайно сильно. Изъ-за "живья", мало-мальски где-нибудь явившагося, оно снисходительно, даже пока безсознательно и безразлично-снисходительно смотритъ на все. Въ немъ, въ "тысячеглавомъ дитяти", даже чувство красоты есть, только смутное. Воспитается, не безпокойтесь!

Условiя для того, чтобы насущною потребностью и серьознымъ деломъ сталъ для массы театръ, повторяемъ, заключаются не въ ней, а въ самомъ театре.

Русскiй театръ и русская драматургiя до сихъ поръ, несмотря на Островскаго, все еще какъ-то не ладятъ между собою. На сцене напримеръ не поставлено несколько вещей, существующихъ въ литературе { Въ русской литературе есть напримеръ "Псковитянка" Мея, а на сцене насъ угощаютъ "Деньщикомъ" г. Кукольника; у насъ есть "Горькая судьбина" Писемскаго, съ типическимъ лицомъ Ананья, а насъ подчуютъ иногда "Разставаньемъ" г. Родиславскаго!}. Даже иныхъ вещей Островскаго не поставлено на сцене, каковы: "Доходное место", "Зачемъ пойдешь, то и найдешь", и наконецъ не поставленъ еще и его "Мининъ". Многiя изъ поставленныхъ уже прежде его вещей даются редко, крайне редко, какъ напримеръ одно изъ высшихъ его произведенiй: "Бедная невеста", или вовсе не даются, как "Не такъ живи, какъ хочется", "Праздничный сонъ до обеда". Неужели для массы интереснее "Парижскiе нищiе", "Демонъ" и другiя штуки, чемъ драмы Островскаго?

Не думаемъ.

Массе явно, очевидно нужно свое, народное, русское. Каково-бъ оно ни было, -- художественное ли, какъ вещи Грибоедова, Гоголя, Островскаго; порядочное ли, какъ вещи г. Чернышова, которыя покрайней-мере умны; даровито ли грубое, какъ вещи г. Потехина-senior, несмотря на вой его кликушъ и на безсмысленное пьянство его героевъ; наглыя ли сшивки изъ чужихъ лоскутьевъ г. Потехина-junior; бездарныя ли и безъязычная, какъ произведенiя г. Владыкина, -- масса народная наполняетъ театръ, масса сочувствуетъ чрезвычайно живо, слушаетъ внимательно и серьозно. И понятно. Ея жизнь, ея настоящiе, неподдельные интересы затрогиваются; хорошо ли, нетъ ли, но затрогиваются. Тутъ она настоящимъ образомъ ценитъ и выполненiе сценическое, способна отличить фальшь и рутину отъ дела. Помните представленiе хоть "Грозы" напримеръ: судорожныя рукоплесканiя всему, что было выполнено хорошо, и величайшая холодность къ ломанью г. Бурдина въ роли Дикова. Потому въ драмахъ Островскаго масса понимаетъ какой долженъ быть тонъ у известнаго лица, какъ должно выразиться известное душевное движенiе. Это ея мiръ, это лица ей знакомыя, лица "заправскiя" или покрайней-мере хоть немного походящiя на "заправскiя". А почемъ ей знать, какъ объясняются разные герцоги и герцогини? Какъ ни ломайся въ нихъ актеръ или актриса, -- масса можетъ подумать, что оно тутъ можетъ-быть такъ и нужно.

Чтоже опять таки следуетъ изъ этого? -- вправе еще спросить читатель.

Неужели то, что ходить въ театръ надобно только въ русскiя, оригинальныя пьесы, и что стало-быть давать надобно на театре только русскiя оригинальныя пьесы?

И опять-таки мы обязаны искренно ответить -- почти-что да... при настоящемъ состоянiи сцены, и ответить такъ вовсе не по исключительности нацiонализма.

Эпоха чисто артистическая -- эпоха Мочаловыхъ, Каратыгиныхъ, Щепкиныхъ, Сосницкихъ, примеривавшихъ на русскую натуру, и великолепно примеривавшихъ, обще-европейскiе типы -- прошла. Съ этимъ ничего не поделаешь.

Мы были бы очень рады видеть на нашей сцене Шекспира, Шиллера, Кальдерона, Гюго, -- да ведь играть-то ихъ некому. Масса тоже могла бы понять настоящее дело, хотя бы и чужеземное, да вместо настоящаго дела передъ нею на сцене происходитъ пародiя на настоящее дело. Ей остается восторгаться криками. Это мы постараемся доказать въ этой же статье.

Переводный же баластъ вроде "Парижскихъ нищихъ", "Дядюшки Мартына" и проч. только притупляетъ и затемъ развращаетъ вкусъ и влечетъ къ одному умозаключенiю, что въ театръ надобно ходить какъ можно реже. А то ведь вонъ Москва, по своей страсти къ театру, развратилась эстетически дотого, что восторгается г. Самаринымъ и г-жою Медведевой въ непрестанно-прибывающемъ хламе переводной дребедени!

2) Но мы сказали, что столько же, какъ пониженiя критическаго мерила до уровня сцены въ ея настоящемъ состоянiи, должно бояться противоположнаго подводнаго камня -- фешенебельнаго презренiя къ сцене даже въ ея настоящемъ состоянiи.

Жалко, действительно жалко это настоящее состоянiе. Весь дельный репертуаръ русской сцены упишется на одной страничке... Къ этому дельному репертуару можно еще пожалуй, скрепя сердце, прибавить еще страничку лессинговыхъ "плохихъ вещей, которыя могутъ и должны быть удержаны, потомучто представляютъ благодарныя роли для артистовъ". Все остальное -- хламъ, баластъ, въ который толпа ходитъ только въ первый, во второй разъ, заманиваемая афишами, и затемъ уже вовсе не ходитъ; но презирать русскую сцену, какъ напримеръ презиралъ ее явно, въ своихъ фельетонахъ, покойный Панаевъ -- нельзя было и въ былыя времена, нельзя и теперь. Ужаснейшiй вздоръ играли по бóльшей части Мочаловъ, Щепкинъ, Каратыгинъ, Репина, Самойлова, даже Мартыновъ, даже иногда Садовскiй, даже -- и большею частiю Васильевъ, Шумскiй, В. Самойловъ, -- но большiя русскiя сценическiя дарованiя сказывались въ этомъ вздоре. Вотъ напримеръ хотя въ какомъ-нибудь "Владимiре Заревскомъ" въ былую эпоху весь второй актъ, веденный Каратыгинымъ съ энергическою простотою, а В. Самойловой со всемъ обаянiемъ грацiи, доставлялъ настоящее эстетическое наслажденiе, доступное намъ гораздо более празднаго наслажденiя, доставляемаго гастрономамъ Михайловскою французскою сценою: ведь Мартыновъ былъ великъ иногда въ ужасномъ вздоре, ведь Самойловъ показывалъ, чтò богатое, хотя и внешнее дарованiе можетъ сделать изъ какой-нибудь штуки вроде "Театральнаго музыканта и княгини", ведь Садовскiй начиналъ не съ Русакова и не съ Любима Торцова.

(а ведь это былъ литераторъ честный, кроме того что литераторъ высоко даровитый), который постоянно являлся у него, какъ только онъ заговаривалъ въ своихъ фельетонахъ о русскомъ театре? Вотъ то-то и беда, что у насъ кто говорилъ о театре не презрительно, -- падалъ до уровня воззренiй гг. Руднева, Родиславскаго и КR, а настоящiе литераторы говорили о русскомъ театре съ пренебреженiемъ. Позвольте васъ спросить, кто оценилъ честную игру покойнаго Максимова 1 въ Гамлете, помимо невыгодныхъ условiй его органа? Кто наконецъ серьозно указывалъ нашимъ артистамъ на ихъ недостатки и промахи? Совершалась напримеръ въ Москве безобразнейшая профанацiя: поэтическiй ликъ Гамлета обращаемъ былъ въ какого-то противнаго нюню г. Самаринымъ -- хоть бы слово русская критика! Искажали недавно Макбета -- тоже хоть бы одно слово! Да и зачемъ? Не стоитъ!..

Незнаемъ удастся ли намъ плыть безопасно между Сциллою и Харибдою, но мы на это плаванiе решились -- не по уверенности въ нашихъ силахъ, а по крепости веры нашей въ серьозное значенiе театра, какъ дела народнаго... Не дадутъ намъ плыть далеко обстоятельства, отъ насъ независящiя, мы вернемся назадъ, т. е. оставимъ это дело, -- но плыть по воле всякаго ветра не станемъ...

Что даютъ на русской сцене?

Несмотря на видимое разнообразiе нашихъ афишъ, насущный репертуаръ русскаго театра весьма легко перечислить. Не все то, что разнообразитъ наши афиши, или лучше-сказать разнообразило ихъ, удерживается на сцене.

Вопросъ о томъ, чтó даютъ на нашей сцене, можетъ быть обращенъ въ другой вопросъ: что такое наша драматургiя?

Прежде всего разумеется надобно отличить драматургiю печатную отъ сценической. Мы уже коснулись несколько этого отличiя, но коснулись вскользь, неисчисляя фактовъ и неуглубляясь въ вопросъ.

Въ литературе есть драматическiе очерки Пушкина, очерки положимъ и безъ красокъ, но генiальные. Ихъ вообще не даютъ. Мы не станемъ говорить о причинахъ, по которымъ не дается "Борисъ Годуновъ", хотя признаемся откровенно, что недоумеваемъ, почему онъ не дается, разумеется съ выпускомъ или измененiемъ двухъ-трехъ сценъ, въ которыхъ участвуютъ духовныя лица. Но почему не даются другiя его драматическiя произведенiя? Скажутъ намъ, что пытались ставить некоторыя, какъ напримеръ "Моцартъ и Сальери", "Русалка" -- и оне не имели успеха. Но ведь надобно спросить, почему они не имели успеха? Еще бы ставились оне такъ, какъ разъ ставились сцены изъ "Каменнаго гостя" (почему же не всего "Каменнаго гостя"? Ведь это произведенiе законченое!), въ которыхъ роль Донъ-Жуана возложили чуть ли не на г. Степанова, должно-быть на основанiи его красивой наружности. А другiе-то великiе очерки? Разве лицо стараго барона въ "Скупомъ рыцаре" не одна изъ благодарнейшихъ ролей для большого артиста? Разве "Пиръ во время чумы", поставленный со смысломъ и обставленный даровитыми артистами, не способенъ произвести глубокаго, потрясающаго впечатленiя, хоть это и отрывокъ? Нравственность публики, смотрящей на "водевили съ переодеваньемъ", постраждетъ отъ этого? Вероятно!.. Ну, а сцены изъ рыцарскихъ временъ, въ которыхъ тоже, несмотря на ихъ отрывочность, вырисованъ вполне великимъ художникомъ типъ Франца, тоже дорогой для хорошаго артиста? Нетъ, мы решительно убеждены, что не Пушкинъ виноватъ въ томъ, что его очерки или вовсе не ставились на нашемъ театре, или поставленные не имели успеха, а нравственность, особеннымъ образомъ понимаемая нашимъ театромъ, да такая обстановка и мало-осмысленная игра.

Въ литературе есть юношеская попытка Лермонтова: "Маскарадъ". Дика она, нескладна своею постройкою, пожалуй подражательна, но ведь если она подражанiе "Отелло", то ведь подражанiе сто-первое, у compris "Коварство и любовь" Шиллера. Но ведь тутъ есть громадное, лермонтовское лицо -- Арбенинъ, здесь есть генiальные намеки на типы, изъ которыхъ хорошiе артисты могутъ досоздать типы: здесь есть игрокъ Казаринъ, князь Звездичъ, баронеса Шприхъ. Драма не сценична? Чтожъ за дело? Ее можно посократить, но съ толкомъ. Опять должно-быть нравственность мешаетъ. Виноваты однако: летъ десять тому назадъ давали сцены изъ "Маскарада". Бедный, общипаный лермонтовскiй "Маскарадъ", въ которомъ Арбенинъ закалывается после отравленiя Нины, съ словами: "умри-жъ и ты, злодей!" (сколь это чувствительно!) тоже должно-быть ради спецiальной нравственности, недопускающей совершиться надъ нимъ лютой казни сознанiя. А какiя это сцены для настоящаго трагика -- сцены Арбенина у гроба Нины, и Арбенина, узнающаго отъ своего врага свою ужасную ошибку! Недаромъ покойнику Мочалову такъ хотелось играть Арбенина -- и увы! не удалось его сыграть ниразу.

Въ литературе есть теперь полная комедiя Грибоедова. Было время, когда она была полнее на сцене, чемъ въ литературе. Теперь увы! дело выходитъ наоборотъ.

Въ литературе кроме "Ревизора", "Женитьбы" и "Игроковъ" Гоголя, существуютъ еще его генiальные отрывки. На сцене кроме заигранныхъ "Ревизора", "Женитьбы" и "Тяжбы", -- буквально заигранныхъ чуть не до противности на сценахъ столичныхъ, провинцiальныхъ и любительскихъ -- ничего не существуетъ. Изредка разве даются "Игроки". А какiе типы для артистовъ -- лица Собачкина, Марьи Александровны и ея сына, два чиновника въ "Утре делового человека", дворецкiй въ "Лакейской"!.. Да разве "Разъездъ", поставленный такъ, чтобы каждое лицо знало чтò оно говоритъ, отъ светской дамы до господина, который весь вылился въ словахъ: "подлецъ портной" и проч., -- не былъ бы внимательно и серьозно слушаемъ публикою, не доставилъ бы ей высокаго наслажденiя? Ведь тутъ, за немногими исключенiями, "знакомыя все лица", тутъ живья-то, живья-то сколько!

Островскаго одну вещь, именно "Сани", заиграли до невозможности, заиграли какъ "Ревизора", "Женитьбу" и "Горе отъ ума". Изъ другихъ его вещей постоянный успехъ имеютъ (да еще бы не имели!) "Свои люди, сочтемся", "Бедность не порокъ", "Гроза", отчасти "Въ чужомъ пиру похмелье" и... и только. Ещебы, повторимъ мы, не имели успеха и не давались эти вещи! Ведь въ нихъ и русская публика серьознее, и русскiе артисты, вполне серьозные, каковы Садовскiй, Васильевъ 1 (московскiй, -- увы! теперь ослепшiй), покойный Мартыновъ, Васильевъ 2 (петербургскiй), Дмитревскiй -- отводили и отводятъ душу; ведь въ нихъ яркимъ блескомъ сверкало порою высокое, но порченое дарованiе г-жи Косицкой (въ роляхъ Дуни, Груши и въ особенности Анны Ивановны, которую выполняла она высоко-художественно); въ нихъ г-жа Васильева въ роли Марьи Андревны являлась первостепенною артисткою и выказывала всю глубину своего прекраснаго таланта, осужденнаго на мелодрамы и пошлые водевили: въ нихъ, какъ въ "Грозе" напримеръ, г. Горбуновъ и г-жа Левкеева являлись съ самыхъ блестящихъ своихъ сторонъ. Но опять-таки -- некоторыя пьесы Островскаго даются крайне редко, можно-сказать даже вовсе не даются, уже поставленныя на сцену; другiя на сцену не ставились.

Разберемъ дело въ подробности. Оно стоитъ этого. Островскiй пока наше все по части драматургiя, наше самое насущное.

Редко даются уже поставленныя разъ на сцену пьесы:

1) "Бедная невеста".

2) "Не такъ живи, какъ хочется".

3) "Праздничный сонъ до обеда" -- первая часть трилогiи о безценномъ Бальзаминове.

4) "Свои собаки грызутся" -- вторая ея часть.

5) "Старый другъ лучше новыхъ двухъ".

"Утро молодого человека".

7) "Картина семейнаго счастiя".

8) "Не сошлись характеромъ".

9 "Въ чужомъ пиру похмелье".

Девять пьесъ -- и чьихъ же пьесъ? Островскаго! -- редко даются на русской сцене. Да чемъ же такъ богата она, русская сцена, что можетъ забрасывать въ дальнiй ящикъ пьесы Островскаго?

Но прежде чемъ разсуждать о томъ, чемъ такъ богата русская сцена, позвольте намъ попытаться поискать причинъ, почему девять исчисленныхъ пьесъ Островскаго даются редко, и изъ нихъ семь первыхъ почти-что никогда не даются.

1) Почему не дается "Бедная невеста". Успеха чтоли она не имеетъ? Да вопервыхъ, что вы назовете успехомъ? Количество ходящаго въ театръ народа? Положимъ, что и такъ; но ведь мы не поверимъ, да и читатели согласятся, что нельзя этому поверить, чтобъ на "Бедную невесту" пошло и ходило меньше народа, чемъ на "Демона", переведеннаго (кроме его безобразiя) ломанымъ русскимъ языкомъ, чемъ на умную, но скучную переделку "Айвенго" князя Шаховского; на "Парижскихъ нищихъ", "Дядю Мартына" и другую подобную, фальшивую, да и вдобавокъ еще чуждую намъ ерунду... Артистовъ чтоли нетъ для "Бедной невесты"? Да ведь г-жа Снеткова 3 тратитъ же свое весьма маленькое, но довольно миленькое дарованiе на мелодраматическiй вздоръ, и ведь была же она больше чемъ сносна въ роли Катерины въ "Грозе". А въ Москве, где тоже редко даютъ "Бедную невесту", предпочитая ей по всей вероятности переводы французскихъ штукъ гг. Тарновскаго, Руднева и Радиславскаго, въ которыхъ г. Самаринъ и г-жа Медведева "ломаютъ комедiю" для удовольствiя средней великосветскости, -- въ Москве, говоримъ мы, г-жа Васильева отъ начала до конца играетъ Марью Андревну нервами!.. Да ведь г. Леонидовъ напримеръ, артистъ съ умомъ и чувствомъ, несмотря на свой неблагодарный органъ -- не лучше ли бы былъ в "Хорькове", чемъ въ неудавшемся ему "Макбете"? Ведь въ "Хорькове" даже г. Полтавцевъ отрекается отъ рутины и дикихъ криковъ. А лицо Мерича -- разве не стоитъ того, чтобы надъ нимъ поработалъ какой-нибудь даровитый молодой артистъ, хоть бы напримеръ г. Нильскiй: право бы это было и для него полезнее, и для публики прiятнее, чемъ его шествiе по стопамъ г. Самарина въ Сюлливанахъ и другихъ продуктахъ. А Милашинъ, глубоко, почти генiально созданный Васильевымъ-московскимъ, разве не по силамъ Васильева-петербургскаго, артиста, для котораго возможно художественное осуществленiе Лазаря Подхалюзина и Любима Торцова? А г. Самойловъ пренебрегаетъ разве удивительною ролью Добротворскаго? Ведь можно сказать, что поработавши надъ нею, онъ будетъ въ ней выше Шумскаго, какъ и вообще выше онъ этого, впрочемъ замечательнаго, артиста московской сцены внешними средствами и разнообразiемъ таланта? А мать, а Хорькова, и каждое входящее съ двумя-тремя словами лицо въ великолепномъ пятомъ акте и "до точки" обрисованное этими двумя-тремя словами?

А Дуня?

Мы ужь и не говоримъ о Беневоленскомъ.

А Дуня наконецъ -- эта Дуня, которую такъ долго не пускала на сцену и наконецъ-таки пустила спецiальная нравственность, -- эта Дуня, которой вся жизнь захвачена поэтомъ въ одной сцене, -- и какъ могущественно, генiально захвачена! Ведь это роль для первостепенной артистки!

Почему же редко дается, или правильнее сказать никогда не дается "Бедная Невеста"? Да разве есть другая драма, которая бы (кроме "Грозы") захватывали глубже судьбу русской женщины и (кроме "Доходнаго места") более широкими чертами изображала бытъ средняго класса нашего общества?.. Укажите намъ богатства, изъ-за которыхъ русская сцена пренебрегаетъ однимъ изъ самихъ высокихъ созданiй русскаго художника!

2) Почему не дается "Не такъ живи, какъ хочется"? Не имела успеха на обеихъ сценахъ, скажутъ намъ. Но ведь опять-таки мы вправе спросить почему не имела успеха? Мы знаемъ очень хорошо, что она Островскимъ вовсе не доделана, что ея концепцiя -- одна изъ высшихъ концепцiй нашего поэта, а отделка крайне бедна; но ведь бедна отделка только по местамъ: скудно очерчены только древнiй отецъ Петра Ильича да его искуситель, котораго у Островскаго недостало смелости прямо назвать и прямо создать русскимъ чортомъ, юмористически-страшнымъ, какъ онъ является въ нашихъ фантастическихъ расказахъ: но ведь оборванъ только поэтомъ по недостатку смелости конецъ. А типъ-то Петра Ильича захваченъ все-таки страшно широко. Вольно же было погубить его ходульностью и рутиной г. Полтавцеву (въ Петербурге, ужь мы право и не помнимъ, какимъ бездарностямъ отдавали эту великолепную роль), который все хотелъ играть какого-то кукольниковскаго героя, дико беснующагося, испортилъ загоскинскою сантиментальностью сцены съ Грушей и отсутствiемъ комической правды погубилъ удивительную сцену опьяненiя до чортиковъ. А ведь драма-то виситъ на Петре Ильиче! Чтобы напримеръ г. Васильеву не взяться за это лицо? Право ведь тутъ вовсе ненужно грандiознаго роста!.. Да кроме Петра Ильича тутъ есть Груша, которую почти художественно создавала г-жа Косицкая; есть жена Петра Ильича, испорченая въ Москве французской мелодраматичностью г-жи Медведевой а въ Петербурге не помнимъ кемъ; тутъ есть Агафонъ, видя въ которомъ Садовскаго, какъ-то даже не жалелось, что не онъ играетъ Петра Ильича, хотя онъ одинъ только и могъ исполнить эту роль настоящимъ образомъ... Почему же, ради какихъ невидимыхъ намъ и публике сокровищъ брошена драма, которая, какъ она ни мало отделана поэтомъ, представляетъ такъ много генiально-человечныхъ типовъ?

3) Мы не станемъ съ такою же подробностью доискиваться причинъ, почему редко или даже совсемъ не даются другiя, поставленныя уже разъ на сцену произведенiя Островскаго. Очевидное дело, что причины эти заключаются не въ нихъ самихъ, ибо все они представляютъ для артистовъ типы самые благодарные, а для публики интересъ несомненный, ибо все они полны живья и настоящаго дела? Причины заключаются въ чемъ-либо совершенно постороннемъ, даже не въ недостаткахъ исполненiя, котоыре могутъ быть устранены и о которыхъ, равно какъ и о достоинствахъ исполненiя, мы поговоримъ, подробно въ одной изъ следующихъ нашихъ статей.

Почему не поставлены вовсе на сцену "Доходное место" и "Мининъ", изъ большихъ произведенiй нашего драматурга, и последняя часть трилогiи о Бальзаминове: "За чемъ пойдешь, то и найдешь" -- дело решительно необъяснимое. Строгiй вкусъ чтоли театральныхъ ценителей отвергаетъ напримеръ последнюю изъ этихъ пьесъ... или нравственность чтоли ихъ оскорблена темъ, что Бальзаминовъ добился наконецъ своей цели -- женитьбы на богатой купчихе? Право незнаемъ. Ведь спецiальная нравственность и спецiальный вкусъ -- вещи очень мудреныя: имъ можетъ грезиться то, чего

А какъ много теряетъ театръ оттого, что не поставленъ "Мининъ" и не поставлено "Доходное место", -- говорить кажется нечего.

Мы кончили толкъ о первостепенностяхъ нашей драматургiи. Но ведь кроме первостепенностей у насъ есть въ литературе произведенiя дарованiй более или менее яркихъ...

Мы не станемъ говорить много о драматическихъ попыткахъ одного изъ первокласныхъ нашихъ писателей, Тургенева. Въ его венке оне конечно не пятна, но зато и не большое украшенiе: все оне, безъ исключенiя даже прелестной и тонко-грацiозной, но все же несколько праздной вещицы: "Где тонко, тамъ и рвется", -- ниже его высокаго таланта. Какъ натура вполне и даже слишкомъ отзывчивая, Тургеневъ приносилъ въ нихъ жертвы различнымъ веянiямъ, улекаясь всеми... Мы не говоримъ о произведенiяхъ вроде "Холостяка" и "Нахлебника", ибо здесь жертва принесена была серьозному веянiю, сантиментальному натурализму, -- и они же, эти произведенiя, довели сантиментальный натурализмъ до крайнихъ граней комическаго. Но талантъ Тургенева такъ гибокъ и мягокъ, что нетолько выносилъ на себе все впечатленiя разныхъ эпохъ литературы, отзывался на серьозныя веянiя, а подчинялся даже модамъ, чисто случайнымъ поветрiямъ.

Въ промежутокъ напримеръ между самыми сильными эксцентричностями сантиментальнаго натурализма и появленiемъ на арену чистаго, простого натурализма, въ литературу нашу вторглось баловство, большею частью дамское (иногда впрочемъ и кавалерское) ввиде драматическихъ пословицъ и поговорокъ изъ жизни великосветской или покрайней-мере изъ жизни тонко-развитыхъ слоевъ общества. Форма занята была конечно на-прокатъ у Альфреда Мюссе, который, какъ поэтъ истинный, умелъ вкладывать въ эту сухую форму поэзiю и содержанiе, и то впрочемъ тамъ только, где онъ бралъ предметы не изъ условной светской жизни. У насъ отъ застоя, скуки и праздности, родъ этотъ принялся очень скоро и въ немъ нашли для себя выходъ различные, черезъ меру тонко развившiяся претензiи. Родъ этотъ, какъ очень легкiй, скоро обрисовался такъ, что получилъ общiе, такъ-сказать физiологическiе признаки, а именно:

1) Сфера жизни въ таковыхъ драматическихъ пословицахъ и поговоркахъ бралась обыкновенно великосветская, т. е. въ нихъ разсуждали и действовали (очень много разсуждали и очень мало действовали) люди светскiе и занимались въ нихъ различными, людямъ "нехитраго ума" непонятными делами, какъ-то: держали пари на честь женщинъ, вызывали другъ друга на эфектныя дуэли съ дешовой расплатой, или правильнее сказать -- "поколоться", по наивному выраженiю пушкинской капитанши.

2) Или были это люди, хотя и небольшого света, то зато "разочарованные", такiе разочарованные, что "и стоялъ светъ, и будетъ стоять", какъ выражается гоголевская сваха, а такихъ разочарованныхъ и не было, и не будетъ.

3) Женскiя лица были тоже барыни или барышни, светскiя или вообще развитыя весьма тонко барыни и барышни, и занимались оне преимущественно темъ, чтó технически называется "игрою въ чувство", -- деломъ хотя конечно и празднымъ, но зато дававшимъ имъ всегда полную возможность высказывать различныя прирожденныя, благоприобретенныя и даже противоестественныя свойства прекрасной и изящно-развитой личности.

4) Обычно, главный герой и главная героиня (чаще всего ихъ только и есть что два на сцене, съ присовокупленiемъ полубезмолвной пары низкихъ и природъ лакея и горничной, уверяли себя взаимно въ невозможности любви вообще и своей собственной къ оной неспособности.

5) Преимущественно же все подобныя произведенiя стремились къ тонкости, били на тонкость. Тонкость была повсюду, тонкость никому непонятныхъ чувствъ, въ выраженiяхъ мало-понятнымъ языкомъ, тонкость голандскаго белья или батиста, тонкость стана героинь и притомъ такая, что станъ того и гляди напомнитъ жордочку въ народной песне, и вся эта тонкость, съ тонкостью голандскаго белья включительно, чуть что не ставилось главнымъ признакомъ человеческаго достоинства.

6) Кончались дела обыкновенно или мирно, сознанiемъ героя и героини, что позволить себе любить, или трагически: герой и героиня разставались "въ безмолвномъ и гордомъ страданьи", пародируя трагическую тему Лермонтова.

И этой-то жалкой моде, этому поветрiю апатiи и праздности поддался высокiй талантъ Тургенева... Да! скажемъ мы безъ запинки и укажемъ прямо и на "Провинцiалку" и даже на упомянутую уже нами вещицу: -- "Где тонко, тамъ и рвется". Пусть эта прелестная вещица, по истинной тонкости анализа, по прелести разговора, по множеству наконецъ поэтическихъ чертъ стоитъ надо всемъ дамскимъ и кавалерскимъ баловствомъ такъ же высоко, какъ пословица Мюссе; пусть въ "Провинцiалке" женское лицо очерчено, хотя и слегка, но съ мастерствомъ истиннаго артиста, почти такъ же хорошо, какъ Жакелина въ "Lе chandelier" Мюссе, хотя и съ меньшею энергiею; пусть въ "Провинцiалке" была очаровательна В. Самойлова и художественно хороши, каждый по своему гг. Самойловъ и Шумскiй, -- все же эти произведенiя жертва моде, какая-то женская прихоть Тургенева. Изъ глубокаго уваженiя и симпатiи къ его таланту, мы не жалеемъ, что на нашей сцене редко или почти никогда не даютъ какъ ихъ, такъ и "Холостяка" и "Нахлебники".

"Ипохондрика" и "Горькую судьбину". Мы думаемъ, что онъ не рожденъ быть драматургомъ. "Ипохондрикъ" его весь построенъ на патологической, а не на психической теме; въ "Горькой судьбине" дорогъ только типъ Ананья да замечательны эпизодическiя сцены, но во всякомъ случае живыя лица, окружающiя патологическую тему въ "Ипохондрике", комическiя въ высшей степени сцены, рельефность языка, -- все это достоинства, которыя могли бы удержать пьесу на русской сцене, -- а между темъ она тоже "не имела успеха" -- и конечно тоже по причинамъ, отъ нея самой независящимъ. Чтоже касается до удивительнаго лица Ананьи въ "Горькой судьбине", то оно одно, исполненное даровитымъ артистомъ, вынесло бы на плечахъ всю пьесу. Но вероятно спецiальная "нравственность" не допускаетъ представленiя этой драмы.

Покойный Л. А. Мей написалъ "Царскую невесту" и "Псковитянку". Та и другая, несмотря на свои недостатки, все-таки после пушкинскихъ "Бориса" и "Русалки", да Островскаго "Минина", единственныя и по языку и по подробностямъ драмы, где наша былая жизнь не искалечена. "Царскую невесту", на сцене поставленную, больше не даютъ. "Псковитянка" вовсе не поставлена, -- и какъ та, такъ и другая драма имеютъ несомненныя и первоклассныя достоинства.

Ради какихъ же богатствъ -- еще въ последнiй разъ спросимъ мы -- не поставлены, или поставленыя не даются на сцене, произведенiя замечательнейшихъ русскихъ писателей, и затемъ въ следующей статье разсмотримъ эти драгоценныя богатства, эти наличные капиталы русской сцены и русской драматургiи.

Мы не говоримъ о томъ, что не дается старое. Даже фонвизинскiя комедiи имеютъ теперь для насъ только историческое значенiе; что ужь говоритъ о другихъ? Заправская русская литература, по нашему разуменiю, прерывается Посошковымъ и возрождается съ Пушкинымъ. Мы говорили о томъ только, чтó имеетъ настоящее, бытовое, жизненное значенiе.

Стр. 121. "Ей остается восторгаться криками" вместо: "Ей остаетея восторгаться криками"

Стр. 123. ""Каменнаго гостя"" вместо: ""Каменнаго гостя"

Стр. 131. ""нравственность" не допускаетъ представленiя этой драмы" вместо: ""нравственность" не допускаетъ представленiя это драмы" 

Мы хотели разобрать наличные капиталы нашей сценической драматургiи, покончивши дело съ драматургiею литературною темъ чтó весь образованный и мыслящiй людъ признаетъ за русскую драматургiю -- и что явнымъ образомъ мало признается или даже вовсе не признается за таковую спецiальными блюстителями театра и театральными комитетами, позволяющими себе отвергать пьесы Островскаго и восторгающимися изделiями гг. Дьяченко и Боборыкина.

Чтоже въ самомъ деле даютъ на такъ-называемомъ "русскомъ театре". Понастоящему следовало бы проследить целый, хоть напримеръ прошлогоднiй сезонъ т. е. время отъ сентября 1861 г. по iюнь 1862 года, и статистическими данными доказать всю безсмысленность и безосновность нашего сезоннаго репертуара, но въ настоящее время, только-что принявшись следить за русской сценой, мы должны сократить повозможности всякiя вступленiя, и такъ или иначе, partir du point où nous sommes, взять дело до его настоящей минуты.

Темъ более, что насчетъ безсмысленности репертуара прошлаго сезона, можно намъ поверить и на-слово. Безсмысленность -- такой обычный фактъ въ нашей обычной общественной жизни -- что доказывать статистическими фактами нужно разве только ея редкiя lucida intervalla здраваго смысла. Съ другой стороны, статистическiе факты за одинъ предшествовавшiй месяцъ достаточно могутъ удостоверить каждаго, кто только усумнится (а кроме членовъ разныхъ спецiальныхъ комитетовъ, право едвали кто усумнится) въ томъ, что слова безсмысленность и безосновность по отношенiю къ репертуару русской сцены, употреблены нами вовсе не для "красоты слога".

Еслиже, противъ всякаго нашего чаянiя, насъ упрекнутъ въ опрометчивости или заносчивости сужденiя, мы возьмемъ на себя неблагодарный трудъ вывести "любопытныя" статистическiя данныя изъ афишъ прошлогодняго сезона.

Въ настоящую минуту, мы прежде всего исчислимъ чтó давалось въ последнее время, хоть напримеръ отъ 25 сентября -- на двухъ русскихъ театрахъ, на Марiинскомъ и на Александринскомъ. До балета (покрайней-мере покаместъ) итальянской оперы -- какъ дела музыкальныхъ спецiалистовъ и любителей, до французской и немецкой сцены, до появленiя на нихъ какого-либо новаго и поучительнаго художника намъ дела нетъ. На первое время мы ограничиваемся только насущнымъ.

Итакъ вотъ что давалось на русскихъ театрахъ съ 25 сентября.

25 сентября на Александринскомъ: "Отецъ и дочь", драма. "А. и Ф.", водевиль. На Марiинскомъ "Горе отъ ума" и "Беззаботная" (г-жа Спорова).

26 сентября на Александринскомъ "Тридцать летъ или жизнь игрока", драма. "Балъ у банкира", водевиль. (Г. Жулевъ -- Нарцисъ Бишоно). На Марiинскомъ "Жизнь за царя".

27 сентября на Александринскомъ "Уголино". "Милыя бранятся, только тешатся". Въ Марiинскомъ "Не въ деньгахъ счастье", (г. Васильевъ 2) "Бедовая бабушка".

28 сентября на Александринскомъ въ первый разъ "Легкая надбавка", драма въ трехъ действiяхъ, соч. г. Погосскаго. "Въ чужомъ пиру похмелье", комедiя А. Н. Островскаго. "Всехъ цветочковъ боле -- розу я любилъ". На Марiинскомъ "Норма" (г-жа Лаврова-Спекки). Второе действiе оперы "Невеста-лунатикъ" (г. Никольскiй и г-жа Булахова).

30 сентября въ Александринскомъ "Смерть Ляпунова". "Живчикъ". На Марiинскомъ "Испорченная жизнь", комедiя г. Чернышова. "Проказы барышень на черной речке". Сцена г. Горбунова.

1 октября на Александринскомъ "Не по носу табакъ", г. Погосскаго. "Комедiя съ дядюшкой". "Волшебная флейта", водевиль. На Марiинскомъ "Марта", опера. "Москаль-чаривникъ" (г. Артемовскiй и г-жа Леонова).

2 октября на Александринскомъ "Велизарiй", драма. "Взаимное обученiе". На Марiинскомъ "Сватьба Кречинскаго", комедiя. "Вотъ что значитъ влюбиться въ актрису" (г-жа Спорова). "Бабушкины грешки" (г-жа Спорова).

3 октября на Александринскомъ въ первый разъ "Не первый и не последнiй", комедiя въ пяти действiяхъ, г. Дьяченко. "Женщины-гвардейцы" (бенефисъ г. Марковецкаго). На Марiинскомъ "Жизнь за царя" (208 представленiе).

"Уголино", "На ловца и зверь бежитъ". На Марiинскомъ -- "Гроза", А. Н. Островскаго, "Женихи", "Дядюшка болтушка".

4 октября. На Александринскомъ: "Тридцать летъ или жизнь игрока", "Балъ у банкира". На Марiинскомъ -- "Русалка" опера А. С. Даргомыжскаго...

Но ведь это перечисленiе, скучно нашимъ читателямъ?.. Оно и самимъ намъ скучно -- но ведь изъ него открывается фактъ довольно поучительный. Если верить нашему репертуару, то должно быть "Уголино", "Жизнь игрока" пьесы наиболее капитальныя. Отъ 25 сентября до 5 октября, включительно -- оне разделили честь повторенiя съ одной только действительной, всеми признанной капитальной вещью -- съ оперой Глинки.

Пропустимте неделю.

14 октября. На Александринскомъ театре: "Уголино" (ого! въ третiй разъ), "Женищины-гвардейцы" (тоже должно быть штука капитальная). На Марiинскомъ -- "Жидовка" (гг. Сетовъ, Васильевъ 1, Булаховъ -- г-жи Валентина Бiанки; Анненская).

15 октября. На Александринскомъ: "Жертва за жертву", драма г. Дьяченко. На Марiинскомъ "Испорченная жизнь" "Комедiя съ дядюшкой", сцена г. Горбунова.

16 октября. На Александринскомъ: въ первый разъ по возобновленiи -- "Ермакъ Тимофеичъ", Полевого, "Беззаботная". На Марiинскомъ -- (въ пятый разъ), "Непервый и непоследнiй", г. Дьяченко, "Что имеемъ нехранимъ".

17 октября. На Александринскомъ: "Легкая надбавка", г. Погосскаго. "Игроки", Гоголя. "Первое декабря".

18 октября. На Марiинскомъ: "Непервый и непоследнiй", г. Дьяченко (въ шестой разъ). На Александринскомъ -- "Двумужница".

19 октября. На Александринскомъ: "Велизарiй", "Живчикъ". На Марiинскомъ "Жизнь за Царя".

Въ пространство времени, пропущенное нами, промелькнула еще комедiя Островскаго: "Праздничный сонъ..." Мы замечаемъ это, желая быть справедливыми...

Но спрашиваемъ читателей -- чтò должно заключить изъ образчика нашего репертуара за месяцъ. Что кроме "Жизни за Царя", у насъ есть одна капитальная вещь, что -- "Уголино", Полевого и что первый драматическiй писатель нашъ -- г. Дьяченко, второй -- г. Чернышовъ, третiй -- г. Погосскiй? Не такъ ли? Недурно также писалъ Гоголь, такъ что иногда еще можно его давать; не безъ достоинства тоже и комедiи Островскаго.

Но мы не можемъ продолжать далее въ шуточномъ тоне. Театръ для насъ -- дело серьозное, дело народное.

же угощаютъ эту небогатую массу? Свирепствомъ г. Степанова въ "Уголино" и "Жизни игрока"... такими драмами какъ "Айвенго" и "Велизарiй", возобновленiемъ постыднаго вздора, въ роде "Ермака" покойнаго Полевого... Почему же спрашивается, эту небогатую массу лишаютъ удовольствiя видеть и слышать такiя капитальныя вещи русскаго искуства какъ "Жизнь за Царя" и "Гроза" -- за что ее осуждаютъ на вольное-невольное выслушиванье дичи, которую несутъ Нино Галлури или Ермакъ Тимофеевичъ?

Наконецъ мы поймемъ даже и вздоръ, если онъ логиченъ. Но какимъ логическимъ мериломъ руководствуются въ распределенiи спектаклей на двухъ русскихъ театрахъ?.. Будь Марiинскiй театръ, исключительно оперный -- мы это поймемъ, хотя опять-таки пожалеемъ, что небогатая масса лишается -- Богъ знаетъ за что и прочто -- высокихъ наслажденiй, доступныхъ ей нисколько не менее зажиточнаго мещанства. Будь Марiинскiй театръ -- определенъ для спектаклей съ великолепной обстановкой -- тоже было бы понятно, но ведь "Айвенго" же напримеръ и даже "Ермакъ Тимофеевичъ" требуютъ немалой обстановки, а давались на Александринскомъ театре, а съ другой стороны -- ни "Испорченная жизнь", ни "Горе отъ ума", ни даже "Гроза", особеннаго великолепiя не требуютъ, а давались на Марiинскомъ и на Александринскомъ. Будь даже Александринскiй театръ -- местомъ предопределеннымъ для свалки сора вроде "Уголино" и произведенiй г. Дьяченки, тоже было бы дело логически объяснимое. Но ведь на немъ играютъ: "Въ чужомъ пиру похмелье", Островскаго -- "Игроковъ", Гоголя. Будь наконецъ этотъ театръ ареною для рева г. Степанова и вообще для актеровъ -- послабже, мы бы и это поняли, хотя конечно не могли бы одобрить такого аристократическаго разделенiя. Съ другой стороны, будь Марiинскiй театръ предназначен для людей съ эстетически-развитымъ вкусомъ, на немъ не соединялась бы съ "Грозою" Островскаго, такая пошлость, какъ "Дядюшка болтушка", недавались бы въ немъ пьесы въ роде водевиля "Проказы барышень на черной речке"...

Но оставимъ безсмысленный фактъ быть безсмысленнымъ фактомъ, и обратимся къ нашему вопросу, т. е. къ вопросу о капиталахъ нашей драматургiи. Неужели же въ самомъ деле "Уголино", "Ермакъ Тимофеевичъ" и хламъ г. Дьяченко -- считаютъ распорядители репертуара за капитальныя произведенiя?.. Неужели же они не знаютъ, что о произведенiяхъ хоть бы напримеръ г. Дьяченко, хоть бы напримеръ о новомъ его произведенiи, серьозная критика постыдится говорить; что по поводу штукъ г. Погосскаго, она пожалеетъ только, что не бездарный, судя по его прежнимъ военнымъ расказамъ, авторъ садится не въ свои сани. Ведь среди этихъ штукъ комедiи г. Чернышова и драмы г. Потехина старшаго -- перлы, а между темъ и объ этихъ перлахъ смешно говорить серьозно въ литературе, которая имеетъ Грибоедова, Гоголя и Островскаго. Комедiи г. Чернышова напримеръ очень нравятся на сцене, и мы нисколько не думаемъ посягать на ихъ сценическое достоинство, темъ более, что оне представляютъ для такихъ высокодаровитыхъ артистовъ, какъ г. Васильевъ 2, хорошiя роли, но попробуйте прочесть ихъ, и вы увидите, какими белыми нитками оне сшиты, какъ все въ нихъ "сделано", натянуто за волосы, какъ изъ-за всякой сцены непрiятно-навязчиво скачетъ вамъ въ глаза задняя мысль, такъ называемая "идейка". Возьмите хоть последнюю изъ нихъ: "Испорченная жизнь"; ведь это драматизированный, разжижонный и отравтительно-подслащенный казенной нравственностью "Подводный камень" г. Авдеева! Или драмы г. Потехина напримеръ? (мы говоримъ о г. Потехине старшемъ, ибо о г. Потехине младшемъ считаемъ более лишнимъ говорить, чемъ о г. Дьяченко или г. Боборыкине). Напишетъ Островскiй "Не въ свои сани не садись" и выставитъ типъ патрiарха, въ лице Русакова; г. Потехинъ даетъ "Судъ людской не божiй", где пересаливаетъ этотъ тип до невозможности, обставивъ его отвратительными бабами-кликушами. Коснется Островскiй какъ художникъ типа широкой русской натуры въ Петре Ильиче, сумевши при всей правде удержаться въ границахъ поэзiи; г. Потехинъ заставитъ четыре акта пьянствовать, буянить и воровать какого-то дуромана въ пьесе "Чужое добро въ прокъ нейдетъ". Или вдругъ напримеръ, съ чего-то некоторымъ господамъ приходило въ голову при первыхъ комедiяхъ Островскаго, что онъ ведетъ войну съ образованностью, и вотъ г. Владыкинъ всю вину начинаетъ валить на образованныхъ, не постыдившись даже назвать "образованностью" одну изъ своихъ комедiй, въ которой образованность выходитъ виновата въ томъ, что молодой купчикъ обкрадываетъ дражайшаго родителя. O imitatores, servum pecus! Думалъ ли когда Островскiй, что его Ненилы Сидоровны и другiя лица, убежденныя, что образованiе ведетъ людей къ безобразiямъ, найдутъ своимъ мыслямъ поборниковъ въ литературе? Думалъ ли нетолько онъ, но думалъ ли даже покойный Добролюбовъ, толкуя о самодурстве темнаго царства, что для возбужденiя тошноты заездитъ г. Чернышовъ самодурство въ своихъ комедiяхъ?

Нетъ, господа распорядители репертуара русскаго театра, плохи ваши капиталы, которыми вы думаете заменить вещи Гоголя и Островскаго!

Чтобы начать наши заметки о "русскомъ театре" чемъ-нибудь хорошимъ и прiятнымъ, мы прежде всего должны сказать, что до самаго начала сезона мы нередко выносили истинно-отрадное чувство изъ нашей русской оперы. Теперешнiй составъ ея съ такими primi и secondi tenori, какъ гг. Сетовъ, Никольскiй, Булаховъ, Васильевъ 2, съ такими замечательными певицами, какъ г-жа Валентина Бiанки и г-жа Леонова, съ такими басами и баритонами, какъ гг. Петровъ, Васильевъ 1, Артемовскiй, Гумбинъ, -- теперешнiй составъ ея, соединенный съ великолепнейшею постановкою, удовлетворитъ хоть кого. Кто виделъ напримеръ "Жидовку" Галеви на нашей и на парижской сцене, тотъ не можетъ не согласиться, что и поставлена она у насъ гораздо великолепнее и исполняется несравненно лучше. Но что это за странность такая, что въ "Жидовке" напримеръ у насъ исторически верна костюмировка, а въ нашей родной опере "Жизнь за царя" не вывелись еще театральные пейзане вместо крестьянъ, и театральныя пейзанки съ какими-то мантильями, имеющими претензiей быть шубками. Антонида въ костюме средневековой герцогини, и сирота Ваня, одетый пляшущимъ театральнымъ пейзанчикомъ, въ кафтанчике съ галунчиками. Не говоримъ уже о кринолинахъ, съ которыми не въ силахъ разстаться даже русалки въ опере Даргомыжскаго; уничтожить кринолины, положимъ дело невозможное, но неужели нельзя ввести сермягу, зипунъ, кичку и настоящiй заправскiй сарафанъ въ заправскую, народную оперу Глинки? Ведь такая вещь должна быть исполняема, мы полагаемъ, съ почтенiемъ.

"Горе отъ ума", да и оно было кажется для дебюта новой артистки г-жи Споровой. Какъ объ этомъ единственномъ серьозномъ спектакле, такъ и о новой дебютантке, мы обязаны сказать несколько словъ.

Въ "Горе отъ ума" на нашей сцене вышло собственно только одно, вполне живое и художественно созданное лице, да и то глухонемое, князь Тугоуховскiй (г. Васильевъ 2). Это мы говоримъ совсемъ не для краснаго словца, а весьма серьозно.

Затемъ наибольшая часть принадлежитъ г. Нильскому, въ роли Чацкаго. Большая заслуга его игры въ Чацкомъ уже та, что онъ не похожъ ни на покойнаго Максимова, ни на г. Самарина 1. Мы думаемъ, что г. Нильскiй современемъ сыграетъ настоящаго Чацкаго, какого до сихъ поръ мы не видывали. Ему только следуетъ прежде всего выкинуть изъ головы мысль, что Чацкiй, jeune premier, отдаться более своему внутреннему жару и сделать Чацкого несколько постарше; мы не станемъ заниматься какъ рецензентъ "Сев. Пчелы" счисленiемъ летъ Чацкаго. Можетъ быть Чацкому и двадцать-три года, но на физiономiю такихъ людей какъ Чацкiй мысль и чувство резко кладутъ свою печать. Везде где г. Нильскiй искренно увлекался, забывая о томъ что он jeune premier, онъ былъ не только хорошъ, но превосходенъ.

Фамусовъ (г. Григорьевъ 1) походилъ гораздо более на департаментскаго сторожа, о которомъ пишетъ Хлестаковъ къ душе Тряпичкину, чемъ на грибоедовскаго Фамусова.

Молчалинъ (г. Шемаевъ) былъ такимъ пошлякомъ, въ котораго не могла бы влюбиться не только Софья, но даже жена портного Петровича гоголевской шинели.

Скалозубъ былъ скопированъ съ фельдфебеля, да и то не гвардейскаго, а армейскаго, изъ безсрочно-отпускныхъ.

Хлестова, хоть и играла ее г-жа Линская, артистка весьма даровитая -- нисколько не была московской барыней, передъ которой все трепещутъ. Тоже къ сожаленiю должно сказать и о другой, истинно же даровитой артистке, г-же Левкеевой, въ роли Натальи Дмитревны.

О г. Сосницкомъ въ роли Репетилова, имъ совершенно не понятой, лучше умолчать изъ уваженiя къ его летамъ и действительнымъ заслугамъ.

Г. Каратыгинъ въ Загорецкомъ, копируетъ какого-то петербургскаго прощалыгу и несоздалъ московскiй типъ, который имелъ въ виду Грибоедовъ.

еще нельзя произнести какого-либо окончательнаго сужденiя, да къ сожаленiю и по другимъ ролямъ, выбраннымъ ею для дебютовъ -- тоже. Г-жа Спорова, очень ловка на сцене, говоритъ со смысломъ, иногда даже съ огнемъ -- но какъ видно изъ ея выбора дебютовъ, на счетъ искуства весьма "легковернаго" мненiя. Впрочемъ, тутъ мы можетъ-быть и ошибаемся. Если на долю ея выпали все такiя ничтожныя и пустыя роли, то это можетъ-быть и потому, что лучшихъ ей и не дали.

Смешна въ высшей степени театральная публика, разделившаяся уже на две партiи: снетковистовъ и споровистовъ. Изъ этихъ партiй "обе лучше", и та которая неистово хлопаетъ г-же Снетковой за неудачно выполненную роль Софьи и та, которая подноситъ венки и букеты г-же Споровой, за то что г-жа Спорова очень хороша собою.

Мы начнемъ нашъ нынешнiй отчетъ некотораго рода победною песнью. Насъ слушаются. Въ прошедшiй разъ мы только-что заявили наше скромное желанiе, чтобы къ числу возобновленныхъ вздоровъ на русской сцене, мудрые распорядители репертуарной части прибавили Елену Глинскую и , и чтоже? Половина желанiя нашего уже исполнена: "Елена Глинская", даже уже два раза -- 14 декабря и 19 декабря въ бенефисъ инвалидовъ (бедные инвалиды!). Сомненiй нетъ, что скоро мы насладимся и комедiей "О войне Федосьи Сидоровны"; за симъ вероятно дадутъ "Навуходоносора" панаевской "Тли" и

бездыханное Амалафриды тело
Низвергнутъ со скалы въ кровавый океанъ,

и постепенно возобновятъ драматическiя произведенiя г. Рафаила Зотова...

времени.

Вотъ что по нашему крайнему разуменiю следуетъ возобновить непременно и сколь можно скорее:

1) "Боярина Федора Васильевича Басенка", г. Кукольника. Воображаемъ, кàкъ хорошо можетъ произнести г. Степановъ:

быкъ съ бойни сорвался,
Левъ вырвался изъ клетки!

"Шкуну Нюкарлеби", покойнаго Ф. В. Булгарина, съ восхитительнымъ куплетомъ о томъ, какъ

девицы
летятъ какъ птицы
Въ полки, въ полки.

3) "Разставанье", г. Родиславскаго.

"Торквато Тассо", г. Кукольника, вещь хотя и лирическую, но въ которой г. Бурдинъ въ роли Тассо можетъ быть восхитителенъ.

5) Прелестныя комедiйки Н. В. Сушкова, какъ-то: "Комедiю безъ сватьбы", "Трехъ Ракановъ" и проч. Стихъ въ нихъ такъ же изященъ и легокъ, какъ въ драматическихъ произведенiяхъ Куликова, а насчетъ великосветскости оне первый сортъ.

6) "Прихоть кокетки", г. Бруннера, въ которой есть такая благодарная роль для нашей русской Плесси -- г-жи Снетковой З.

7) "Эспаньолетто", причемъ опять-таки несравненный г. Бурдинъ можетъ испытать свои драматическiя средства "въ изображенiи итальянскихъ страстей на севере", которое имелъ въ виду авторъ пьесы.

8) Драму князя Кугушева: "Нищiй", въ которой тотъ же разнообразный артистъ нашъ можетъ извлечь немало слезъ изъ очей чувствительныхъ.

"Майко", драму г. Беклемишева.

10) "Житейскую школу" г. Григорьева 1, эту прекрасную и поэтическую апофеозу палки въ домашнемъ быту.

11) Его же "Героевъ преферанса".

12) Водевиль "Натуральную школу", въ которомъ съ нещаднымъ александрiйскимъ остроумiемъ обличена вредоносная для мiра "Тли" -- литература.

13) Драму К. Бахтурина: "Кузьма Рощинъ".

"Пансiонерка", въ которой съ блистательнымъ успехомъ можетъ явиться г-жа Снеткова 3.

И наконецъ 15) Pour la bonne bouche -- "Александра македонскаго", пьесу не оцененную въ свое время, но никакъ не менее "Елены Глинской" и "Ермака Тимофеевича", заслуживающую честь возобновленiя.

Вотъ пятнадцать более или менее капитальныхъ вещей, которыя мы напоминаемъ, движимые чувствомъ ревностнаго усердiя ко благу общему и окрыленные мыслью, что желанiя наши не пропадаютъ втуне. Недурно было бы также, но это уже pia desideria, чтобы хорошiя произведенiя романистовъ нашихъ переделывались отъ времени до времени для сцены. Укажемъ напримеръ на "Асмодея нашего времени", г. Колки Сохрана, или на старыя, но хорошiя вещи: "Леонидъ", "Таинственный монахъ", г. Зотова, "Стрельцы", г. Масальскаго, даже на "Димитрiя Самозванца", Ф. В. Булгарина. Въ последней переделке нужно только допустить некоторыя измененiя, которыя предлагалъ сделать въ романе Пушкинъ, т. е. назвать Бориса Годунова Хлопоуховымъ, Марину Мнишекъ -- княжной Шипохвостовой, Самозванца -- Каторжниковымъ. Даже Иванъ Выжигинъ можетъ быть прекрасно переделанъ для сцены нашими талантливыми драматургами: гг. Куликовымъ и Григорьевымъ 1.

Что желанiя наши вполне сойдутся съ желанiями гг. распорядителей репертуарной части и театральнаго комитета, въ этомъ мы не сомневаемся, судя по тому, что деется на русскихъ сценахъ.

Нынешнiй разъ мы не будемъ въ подрядъ перепечатывать репертуара, а сделаемъ изъ него только извлеченiе.

"Бояринъ Матвеевъ" г. Ободовскаго, съ разлитiемъ Печоры и другими чудесами, которыхъ постановка обошлась вероятно очень не дешово. Сiя прекрасная драма дана была впрочемъ только четыре раза. 29 ноября въ бенефисъ г. Григорьева, она шла въ первый разъ. Бенефицiантъ игралъ въ ней боярина Матвеева, какъ онъ играетъ все свои роли, т. е. "нарочно" и не взаправду, какъ и следуетъ играть вообще артисту полезному (grande utilitê) и какъ спецiально следовало играть въ этой совершенно незаправской, хотя вполне достойной ея автора, драме.

"Новогородцы" отсвирепствовали на осьмомъ разе (на Александринскомъ театре) навсегда ли, на время ли, это по кайдановскому выраженiю покрыто мракомъ неизвестности. "Не первый и не последнiй", г. Дьяченки, тоже на время отсвирепствовалъ, именно съ 23 ноября (на Марiинскомъ), и пересталъ

пу... пу... публику пленять(*).

"Слово и дело", дошло пока до седьмого раза (22 ноября, 27 ноября, 12 декабря, 20 декабря), и несходило съ марiинской, аристократической сцены на плебейскую-александринскую. Изъ высокихъ трагедiй, кроме "Елены Глинской" и "Ермака" (9 декабря на Александринскомъ) давались "Велизарiй" (23 ноября на Александринскомъ), "Маркитантка" г. Кукольника (16 декабря на Александринскомъ). Изъ комедiй пошло какъ-то на "Мишуру", г. Потехина, senior. (26 ноября, на Александринскомъ, 9 декабря, на Марiинскомъ, 17 декабря, на Александринскомъ). Игрались конечно и произведенiя г. Погосскаго, "Не по носу табакъ", 2 декабря на Александринскомъ, "Легкая надбавка"; 5 декабря тамъ же давались по разу капиталы "Карьера", (6 декабря на Александринскомъ), "Не хуже другихъ" г. Михайлова, 11 декабря тамъ же, "Однодворецъ" г. Боборыкина, 13 декабря тамъ же. По чувствительной части нашъ Фредерикъ Леметръ, г. Бурдинъ далъ въ бенефисъ свой "Парижскаго Ветошника", 7 декабря на Александринскомъ, и потомъ два раза приводилъ въ немъ въ восторгъ публику, 10 декабря, и 12 декабря.

Таковъ былъ фондъ насъ подействовало и поучительно и наказательно и исправительно? Две статьи, написанныя любителемъ театра въ "Сев. Пчеле."

Съ последней изъ нихъ мы целикомъ познакомимъ нашихъ читателей, и извлечемъ изъ нея публично те поученiя, которыя въ сердце нашемъ уже воспитали и возлелеяли иныя чувства и вследствiе которыхъ все воззренiя наши на искуство и сцену изменились радикально.

Вотъ она, эта громовая статья, помещенная въ 342 N "Сев. Пчелы." Читайте, оплачьте вместе съ нами наши грубыя былыя заблужденiя. Она называется: "По поводу статей, помещенныхъ въ журнале Время" и гласитъ тако:

"Разборъ игры нашихъ артистовъ въ "Горе отъ ума", помещенный въ октябрьской книжке журнала, где неизвестный авторъ къ довершенiю всехъ нелепостей , что даже и Сосницкiй не понялъ роли Репетилова, вызвалъ весьма правдивое возраженiе въ небольшой статье, напечатанной 25 ноября въ "Северной Пчеле." Я былъ убежденъ, что искреннiя и горячiя слова ответа докажутъ свирепому критику все заблужденiя его, все дикiе, нечеловеческiе взгляды на искуство, но видно -- горбатаго излечитъ одна могила. Подобно поклоннику Бахуса, увлеченному запоемъ , скрывающiйся надъ забраломъ, снова очертя голову выступилъ въ ноябрьской книжке противъ артистовъ русскаго театра. Все они, неисключая г. Васильева 2, и Горбунова, объявлены людьми бездарными, никто не понимаетъ и необдумываетъ ролей, никто неспособенъ создать живое, художественное лицо. Всемъ понятно, что въ этихъ резкихъ приговорахъ нетъ и тени справедливости; это какой-то хаосъ, пустота, наборъ словъ, пересыпанныхъ такимъ обилiемъ вопросительныхъ и восклицательныхъ знаковъ, что невольно подумаешь, что авторъ какъ говорится дописался до чертиковъ.

"Ссылаюсь на судъ всехъ, кто любитъ русскую сценулитературное приличiе въ подобныхъ выходкахъ: "Бедность не порокъ", было осквернено сопоставленiемъ съ ними водевилей гг. Григорьева 1 и Куликова, впрочемъ мы не смотрели этихъ гадостей. Вопервыхъ, мы уверены, что самъ г. Григорьевъ 1 конечно никогда не придавалъ особеннаго значенiя своимъ водевилямъ, но все они написаны бойко, игриво, столько летъ не сходятъ со сцены, где все скучное и бездарное неживуче и скоро попадаетъ въ архивъ, следовательно выраженiе осквернено, гадости вовторыхъ, что касается собственно таланта г. Григорьева 1, какъ актера, то смело можно сказать, что въ своемъ амплуа онъ весьма полезный и необходимый деятель, что всякую роль онъ исполнитъ съ умомъ и опытомъ, а потому смешно и жалко "Грозе". Роль эта, стоящая далеко не на первомъ плане въ драме, напротивъ того, исполнялась обоими артистами весьма самостоятельно и съ большимъ практическимъ смысломъ. Наконецъ будемъ же справедливы: ведь г. Бурдину, у котораго находитъ одни фальшивыя ноты, неискренность игры и неспособность къ драматическимъ порывамъ, самъ г. Островскiй не одинъ разъ высказывалъ свое полное одобренiе и публика единодушно и съ полнымъ сочувствiемъ

"Увлеченный своими юпитеровскими приговорами, неумолимый наездникъ нашъ идетъ все crescendo и въ конце своей филиппики доходитъ до такого безусловнаго и слепого поклоненiя г. Васильеву 2-му, что ставитъ его въ роли Любима Торцова выше Садовскаго, а въ роли Кабанова объявляетъ его равнымъ excusez du peu -- генiальному Мартынову! ó вы говорите! Ведь г. Васильевъ 2-й артистъ даровитый, а Мартыновы родятся веками; в23;дь имя этого художника столь же высоко и дорого въ искустве какъ имена Пушкина, Белинскаго, Гоголя, Брюлова, Глинки.

"Ведь смотря на Мартынова, мы забывали и театръ и сцену; это была сама жизнь съ ея плотiю и кровью, а вамъ угодно ставить Васильева 2-го на одну съ нимъ доску! Нетъ, воля ваша, а это такое безобразiе, такая злая насмешка надъ г. Васильевымъ 2-мъ, что невольно скажешь: не поздоровится отъ этакихъ похвалъ.

"Что касается взглядовъ критика на искуство вообще, то у меня решительно опускаются руки. Отдавая полную справедливость огромному дарованiю г. Островскаго, произведенiя котораго оживили и обновили нашу сцену, я однако не могу согласиться съ неизвестнымъ критикомъ, что "Бедность не порокъ", представляетъ поэтическiй образъ русской женщины, что это одинъ изъ самыхъ яркихъ типовъ, натура блестящая, размашистая, способная увлечь.

"Я понимаю поэзiю и увлеченiе въ женщинахъ, созданныхъ Пушкинымъ, Тургеневымъ, наконецъ въ "Катерине", "Бедной Невесте", Островскаго, но чтобъ Анны Ивановны могли увлечь, чтобъ такiя женщины представляли поэтическое созданiе, это такая клевета, такая ложь, которую можно высказать только не имея никакого понятiя объ искустве.

"Въ заключенiе повторяю, что общественное мненiе съ отвращенiемъ смотритъ на эти бездоказательныя и бранныя статьи, что

"Впрочемъ голосъ мой вероятно останется голосомъ вопiющаго въ пустыне и наездникъ-критикъ попрежнему выступитъ съ своимъ удушливымъ словоизверженiемъ; ему какъ говорится, къ стене горохъ, какъ съ гуся вода.

"И оскорбляться вамъ смешно бы,
Окроме честности есть множество отрадъ,
Ругаютъ здесь, а тамъ благодарятъ.
"

Мы считали бы грехомъ, еслибы нашихъ читателей -- т. е. читателей "Времени", мы лишили хотя одного изъ перловъ, которыми блещетъ статья Любителя театра, и потому выписали ее съ дипломатическою точностью.

Статья совершенно изменила все наши воззренiя на искуство вообще и на театръ въ особенности, значитъ намъ не все равно, не "къ стене горохъ". Мы со всемъ простодушiемъ изложимъ только рядъ переменъ, произведенныхъ въ насъ безчисленными драгоценными истинами его статьи, по пунктамъ.

1) До этой капитальной статьи (признаемся откровенно, что первой, упоминаемой любителемъ театра, мы вовсе не читали), мы полагали, что даже и Сосницкiй говорящаго по "торжищамъ" о томъ, что

Есть государственное дело,
Оно ведь видишь не созрело,
Нельзя же вдругъ;

принадлежащаго къ "секретнейшему союзу по четвергамъ", взводящаго на себя отрицанiе всего: законовъ, совести, веры, и проч. и проч.; съ ожесточенiемъ и непременнымъ жестомъ говорящаго о томъ, что

Радикальное потребно тутъ лекарство,

того Репетилова, который темъ-то и комиченъ, что у него "глаза въ крови, лицо горитъ" какъ у одного изъ его идеаловъ, который въ восторге типическомъ отъ того, что

и который тушуется передъ Анфисой Ниловной. Теперь мы отъ нашего взгляда отрешимся: 1) признаемъ непогрешимость г. Сосницкаго; 2) отказываемся искать исторически-бытового смысла въ комедiи Грибоедова, и 3) соглашаемся думать, что грибоедовскiя лица можно играть такъ же нарочно, какъ "Житейскую школу" г. Григорьева 1-го и сочиненiя г. Куликова.

2) До сихъ поръ мы полагали, что гг. Бурдинъ, Григорьевъ 1, Шемаевъ, г-жи Снетковы, Струйская -- далеко не все очень даровитые, хотя и молодые, какъ г. Нильскiй, артисты вполне добросовестные, какъ г. Зубровъ, въ роляхъ своихъ, -- и заявили уже полное къ нимъ сочувствiе въ томъ, въ чемъ они, по крайнему нашему разуменiю, хороши, и по множеству действительныхъ заслугъ г. Сосницкаго неостанавливались долго на одной неудачной его роли. Теперь мы убедились, что

qui meprise Cottin, meprise son roi,

что гг. Бурдинъ, Григорьевъ 1, всепожирающiй Шемаевъ, г-жа Снеткова -- все могутъ только "поклонники Бахуса, увлечонные запоемъ."

3) Доселе мы думали, что о ерунде не следуетъ говорить много, что вопросительные и восклицательные знаки, единственный литературный способъ говоренiя объ этомъ предмете. Отныне... но нетъ ужь! мы привыкли къ этому способу, и по слабости нашей, должно быть не будемъ иметь силъ отстать отъ него.

4) Доселе мы "худородные и худоумные", разумели неправильно литературное приличiе. А именно вотъ какъ мы его разумели, надо же объяснить дело. Мы думали очень просто, что: а) Есть литература дело серьозное, и есть литературная промышленность, дело более или менее постыдное. б) Что когда почтеннейшей публике безразлично и совокупно подаются блюда той и другой, то изъ уваженiя къ литературе надо же называть другiя блюда ихъ настоящимъ именемъ, т. е. гадостями, и смело сознаваться, что приехавши въ театръ для того, чтобы видеть дело, "репертуарными сливками". Мы постараемся даже внутренно исправиться, войти во вкусъ "водевиля съ переодеваньемъ": идя по гороховой мы будемъ непременно повторять прелестные стихи г. Григорьева 1:

По гороховой я шолъ
И гороху не нашолъ,
а на морской:
Видеть море захотелъ

Но ни въ Малой, ни въ Большой
Капли нетъ воды морской.

Мы постараемся изгладить изъ памяти нашей все эти ничтожныя стихотворенiя разныхъ поэтовъ, отъ Пушкина и Лермонтова до Фета и Огарева, признаваемыхъ этою надменною выскочкой, русской литературой, и потщимся приучить ухо наше къ гармонiи стиля и красоте содержанiя водевильныхъ куплетовъ.

Вотъ недавно напримеръ намъ попалось къ счастiю и исправленiю нашему стихотворенiе изъ артистически-театральнаго кружка. Мы такъ восхитились имъ, что выучили даже наизусть и делимся имъ съ нашими читателями въ залогъ того, что "взглядъ нашъ на искуство и вкусъ достигли до точки"... Вотъ оно, это стихотворенiе:

Посланiе ныньче къ вамъ пишу
И въ часъ отъ делъ освобожденный
Прочесть внимательно прошу.
Отъ васъ съ надеждой жду ответа

Коль въ положенiе поэта
Войдете вы, любезный человекъ.
С.... В.... покойный
Меня любилъ и отличалъ

Мои посланья сберегалъ,
Въ минуты жъ дружескихъ признанiй,
Когда богатство такъ росло,
Давалъ мне много обещанiй;

Я не фразеръ и не расказчикъ,
Смиренно долженъ былъ молчать,
Но вы его душеприкащикъ,
Вамъ я теперь могу сказать:

С.... В.... узнавши мой уделъ,
Мою семью поразсмотрелъ
И деревянный мой домишко
Изъ долга выкупить хотелъ;

Я ждалъ стыдясь напоминать,
Онъ захворалъ и такъ все лето
Прошло.... увы! чего теперь мне ждать?
Покойный по духовной слышно

Рукою щедрой очень пышно,
А насъ больной къ несчастiю забылъ.
Про свой должишко я тяжолый
С.... Г.... писалъ,

Ей о свой нужде сказалъ.
Она -- добрейшее созданье,
А вы добрейшiй изъ людей,
Скажите жъ на мое посланье

Я человекъ безъ притязанья,
Но грустно убедиться въ томъ,
Что тени нетъ воспоминанья
О друге, хоть и не родномъ;

Но съ нимъ безъ подкупа былъ друженъ.
Ефимъ Данилычъ, дай ответъ:
Надежда есть ли мне иль -- нетъ,
Иль смолкнуть какъ могила,

Неправда ли, что это посланiе дышетъ благородствомъ мiросозерцанiя, блещетъ вкусомъ и остроумiемъ, отличается изяществомъ выраженiя, достойнымъ водевилей г. Григорьева 1 и великосветскихъ комедiй г. Куликова.

Да, мы изменимся совершенно, мы истребимъ изъ памяти нашей зловещiе приговоры гоголевскаго разъезда на счетъ забавныхъ пьесъ, въ которыхъ одинъ залезъ подъ столъ, а другой вытащилъ его оттуда за ногу. О результатахъ такой добросовестной работы надъ собою мы незамедлимъ уведомить любителей театра. Мы убедимся въ томъ, что пьесы г. Григорьева написаны бойко и живо, уверимся, что оне никогда не сойдутъ со сцены, и нельзя не увериться! Репертуаръ сцены хоть кого убедитъ въ томъ, что хорошiя вещи, какъ напримеръ "Ермакъ", "Елена" и "Федосья", безсмертны, постоянно воскресаютъ... Какъ же не держаться пьесамъ г. Григорьева.

Дикой, главныя ли они или не главныя, должны быть вверяемы артистамъ, умеющимъ создавать типы, да и видели чтó изъ неглавныхъ лицъ делывали порою Мартыновъ, Садовскiй и Самойловъ. Увы! мы грубо заблуждались. Катайте же во все, гг. Бурдинъ и Григорьевъ 1.

6) Глубоко уважая покойнаго Мартынова при его жизни не меньше техъ, для кого онъ сталъ дорогъ по смерти, мы думали, что духъ его радуется, видя себе достойнаго преемника въ г. Васильеве 2. Отныне мы должны затвердить одну песню: Мартыновъ, Мартыновъ и еще Мартыновъ.

7) Мы полагали, что a) Гуслинъ, человекъ умный и артистически-даровитый не могъ влюбиться въ натуру ему несоответствующую, и b) что сама Анна Ивановна вовсе не какая-нибудь но и грустныхъ (одинъ ведетъ за рученьку и проч., после сцены прощанья Мити), да и въ жизни немало видели мы такихъ фигуръ грацiозно-бойкихъ. Отныне мы уверовали, что лица веселыя не могутъ быть поэтическими, и рекомендуемъ для роли Анны Ивановны любую торговку съ сенной площади.

Видите ли какъ радикально изменились наши воззренiя вследствiе статьи любителя театра!

Какъ мы жалели, что сходили въ Александринскiй театръ въ Ветошника до появленiя этой статьи!.. Мы бы воспели восторженный гимнъ нашему Фредерику Леметру; мы бы, слыша хохотъ публики при его обращенiяхъ къ вехе и при его размышленiяхъ надъ корзинкой тряпья, полагали бы, что такъ и следуетъ: мы бы безъ отвращенiя слушали сентиментально-селадонскiя излiянiя его чувствiй къ Марiи, и проч., и проч. Мы бы тоже не предложили себе вопроса: чемъ г-жа Снеткова 2 хуже г-жи Снетковой 3, и не подумали бы грубо, слушая пискъ г-жи Снетковой 2 въ Марiи, что этотъ пискъ совершенно одинаковъ у нея съ г-жей Снетковой 3.

На нынешнiй разъ мы опять начнемъ голыми статистическими данными репертуара нашей сцены и, откровенно сказать, не можемъ ручаться, чтобы это было въ последнiй. На оразумленiе и осмысленiе этого репертуара какъ-то плохи пока надежды -- а до техъ поръ, пока онъ не осмыслится, мы упорно будемъ констатировать факты и вести летописи его странностей.

21 октября. На Марiинскомъ: "Фенелла". -- На Александринскомъ: "Демонъ", "Русскiе въ Эмсе", "Утка и стаканъ воды" (водевиль г. П. Федорова).

22 октября на Александринскомъ: "Ермакъ Тимофеичъ", "Тесть любитъ честь", "Первое декабря". -- На Марiинскомъ: "Страделла".

23 октября. На Марiинскомъ: "Шейлокъ", "Женатые повесы". "Осеннiй вечеръ въ деревне". -- На Александринскомъ: "Бедность не порокъ" (Любимъ Торцовъ г. Бурдинъ). "Зачемъ иные люди женятся" (водевиль съ переодеваньемъ). (!!!)

24 октября. На Марiинскомъ: "Любовь и предразсудокъ" (Sullivan) переводъ г. П. Федорова. "Всехъ цветочковъ боле". "Голь на выдумки хитра". -- На Александринскомъ: "Новогородцы въ Ревеле" большое представленiе съ конными и пешими сраженiями, соч. (!!) гг. Соколова и Егорова. "Война жонъ съ мужьями" водевиль въ пяти действiяхъ (бенефисъ г. Леонидова).

"Не первый и не последнiй", комедiя въ пяти действiяхъ г. Дьяченко. "Учитель и Мельничиха".

26 октября. На Марiинскомъ: "Страделла". "Москаль-чаривникъ". -- На Александринскомъ: "Новогородцы въ Ревеле". "Война жонъ" (обе во второй разъ).

28 октября. На Марiинскомъ: "Не первый и не последнiй" г. Дьяченко, (который разъ? Мы ужь и счетъ потеряли). "Проказы барышень на Черной речке". -- На Александринскомъ: "Двумужница", князя Шаховскаго. "Живчикъ", водевиль гг. Тарновскаго и Руднева.

29 октября. На Марiинскомъ: "Страделла". -- На Александринскомъ: "Легкая надбавка" г. Погосскаго. "Три пощечины". "Средство выгонять волокитъ".

30 октября. На Марiинскомъ: "Горе отъ ума". "Отецъ какихъ мало". -- На Александринскомъ: "Новогородцы въ Ревеле" (въ третiй разъ). "Цирульникъ на Пескахъ". "Милые бранятся" водевиль г. Тарновскаго.

"Гугеноты", (бенефисъ г. Васильева). -- На Александринскомъ, въ первый разъ по возобновленiи "Маркитантка" г. Кукольника. "Взаимное обученiе".

1 ноября. На Марiинскомъ: "Не въ деньгахъ счастье" г. Чернышева (Боярышниковъ г. Марковецкiй). "Запутанное дело". Сцена г. Горбунова. -- На Александринскомъ: "Новогородцы въ Ревеле" (въ четвертый разъ). "Андрей Степанычъ Бука" (г. Васильевъ 2-й).

2 ноября. На Марiинскомъ: "Жидовка". -- На Александринскомъ: "Отецъ и откупщикъ или дочь и откупъ", комедiя Полевого, (въ первый разъ по возобновленiи; стоило ведь возобновлять). "Въ людяхъ ангелъ не жена" Ленского, (въ первый разъ по возобновленiи). "Демокритъ и Гераклитъ" (бенефисъ г. Каратыгина).

4 ноября. На Марiинскомъ: "Трубадуръ" (г. Владиславлевъ). -- На Александринскомъ: "Не по носу табакъ" г. Погосскаго. "Свои собаки грызутся -- чужая не приставай" Островскаго, "Чего на свете не бываетъ".

5 ноября. На Марiинскомъ: "Жизнь за царя" (въ 210 разъ). -- На Александринскомъ, повторенiе бенефиса г. Каратыгина.

"Мишура" г. Потехина, (г-жа Спорова). "Тесть любитъ честь"; "Мотя", водевиль г. Тарновскаго. -- На Александринскомъ: "Ермакъ Тимофеичъ"; "Богдадскiе пирожники", волшебное представленiе.

7 ноября. На Марiинскомъ: "Марта" (г. Владиславлева). "Москаль-чаривникъ". -- На Александринскомъ: "Маркитантка." "Параша".

8 ноября. На Марiинскомъ: "Не первый и не последнiй" г. Дьяченко. "Бабушкины грешки". -- На Александринскомъ: "Жизнь игрока". "Сынъ венецiанскаго разбойника".

9 ноября. На Марiинскомъ: "Испорченная жизнь" г. Чернышова. Водевиль съ переодеваньемъ (!! даже и на аристократическомъ "Полтора рубля". -- На Александринскомъ: "Новогородцы въ Ревеле" (въ пятый разъ). "Въ тихомъ омуте" г. Кони. "Жена и зонтикъ".

11 ноября. На Марiинскомъ: "Мишура" г. Потехина. "Несчастье особаго рода". "Бедовая бабушка". -- На Александринскомъ: "Велизарiй". "Жена какихъ много".

12 ноября. На Марiинскомъ: "Страделла". "Москаль-чаривникъ". -- На Александринскомъ: "Легкая надбавка" г. Погосскаго. "Балъ у банкира".

13 ноября. На Марiинскомъ: "Слово и дело", комедiя въ пяти действiяхъ, Ф. Н. Устрялова. "Что такое любовь?", оперетка. Сцена г. Горбунова (бенефисъ г-жи Жулевой). -- На Александринскомъ: "Новогородцы въ Ревеле" (въ шестой разъ). "Упрямство и настойчивость". "Дочь русскаго актера".

14 ноября. На Марiинскомъ: "Жидовка". -- На Александринскомъ: "Параша Сибирячка", Полевого (по возобновленiи въ первый разъ). "Бродяги", водевиль въ четырехъ действiяхъ.

"Новогородцы въ Ревеле" (въ седьмой разъ!!!). "Старый математикъ". "Ножка".

16 ноября. На Марiинскомъ: "Фенелла". -- На Александринскомъ: "Гроза", Островскаго (Тихонъ Кабановъ -- г. Васильевъ 2).

18 ноября. На Марiинскомъ: "Аскольдова могила". "Москаль-чаривникъ". -- На Александринскомъ: "Ермакъ". "Въ чужомъ пиру похмелье", Островскаго. "Осеннiй вечеръ въ деревне".

19 ноября. На Марiинскомъ: "Жизнь за царя" (въ 211 разъ). -- На Александринскомъ: "Быль молодцу не укоръ", комедiя г. Н. Потехина. "Заемныя жены", водевиль.

20 ноября. На Марiинскомъ: "Слово и дело" (въ третiй разъ). "Беззаботная" (г-жа Спорова). -- На Александринскомъ: "Параша сибирячка" (во второй разъ). "Не сошлись характерами", Островскаго (въ первый разъ по возобновленiи). "Женщины-гвардейцы".

"Страделла" (въ шестой разъ). -- На Александринскомъ: "Жертва за жертву", г. Дьяченко. "Женихъ изъ долгового отделенiя", комедiя г. Чернышова. "Комедiя съ дядюшкой".

22 ноября. На Марiинскомъ: "Слово и дело" (въ четвертый разъ). "Вицъ-мундиръ". Сцена г. Горбунова. -- На Александринскомъ: "Новогородцы въ Ревеле" (въ восьмой разъ). "Которая изъ двухъ?". "Жена кавалериста".

Мы имели терпенье проследить репертуаръ за целый месяцъ, -- незнаемъ, имеютъ ли терпенье читатели просмотреть его. Во всякомъ случае, вотъ факты, которые должны быть выведены изъ него по здравому разуму.

несомненно новымъ капитальнымъ произведенiемъ "Новогородцы въ Ревеле". Въ теченiе менее чемъ четырехъ недель, эта прекрасная драма дана разъ.

2) Другое высокое и капитальное произведенiе -- "Не первый и не последнiй", г. Дьяченко, по прежнему продолжаетъ интересовать публику.

3) Восходитъ новое лучезарное явленiе -- "Слово и дело", комедiя г. Устрялова, данная уже четыре раза, съ 13 по 22 ноября.

"Ермакъ", "Параша", "Отецъ и Откупщикъ", Полевого. "Ермакъ" въ особенности имеетъ успехъ. Жаль, что не возобновляютъ до сихъ поръ комедiи "О войне Федосьи Федоровны съ китайцами", игриваго произведенiя того же плодовитаго и великаго россiйскаго драматурга и его chef-d'oеuvre въ серьезномъ роде: Елены Глинской. Публика, т. е. какiе-нибудь Павелъ Степановичъ и Прасковья Сергеевна останутся вероятно очень довольны возобновленiемъ этихъ произведенiй, вполне соответствующихъ потребностямъ ихъ утонченнаго и образованнаго вкуса.

5) Пьесы Островскаго, могутъ быть даваемы только на плебейскомъ театре -- на Александринскомъ. На Марiинскомъ въ теченiе целаго месяца недано было ни одной изъ нихъ. Вообще, оне имеютъ весьма мало успеха, такъ что изъ признаваемыхъ "этою высокомерною русской литературой" капитальными его произведенiй ("Свои люди сочтемся", "Бедная невеста", "Доходное место", "Гроза", "Мининъ") можетъ быть даваема только "Гроза". Для драматическихъ артистовъ гораздо благодарнее роли "Ермака" и ссыльнаго въ "Параше", чемъ роль Минина; для драматическихъ артистокъ -- роли въ пьесе г. Дьяченко, чемъ роль "Бедная невеста"; для комиковъ -- роли, создаваемыя г. Чернышовымъ, чемъ роли Большова и Лазаря, Беневоленскаго и Добротворскаго, Вышневскаго и Юсова. И благодарно, да и безопасно. Ведь благодаря этой высокомерной выскочке русской литературе, этихъ ролей нельзя играть, возложивъ все упованiя на суфлерскую будку: ведь въ нихъ не простятъ незнанiя пожалуй даже и такому огромному дарованiю какъ г. Самойловъ, не простятъ, даже и признавая его огромность! Тутъ обдуманность, изученiе потребуется, а изъ чего спрашивается хлопотать? Ведь мало ль что вретъ, со временъ Белинскаго, эта такъ называемая русская литература, которая и въ театръ даже редко ходитъ!

6) Въ русской опере считается семь теноровъ, три bassi profundi, несколько баритоновъ, несчетное количество певицъ, а нетъ у насъ должно-быть можно только всего шесть оперъ, да одну оперетку. ("Жизнь за царя", "Жидовка" и "Фенелла" (г. Сетовъ), "Страделла" (г. Никольскiй), "Марта" (г. Сетовъ) и "Москаль-чаривникъ" (г. Артемовскiй и г-жа Леонова), "Аскольдова могила" (г. Булаховъ). Разъ даже, говорятъ, при семи тенорахъ не нашли кемъ заменить одного заболевшаго, и не знали что дать. "Гугеноты" даны всего одинъ разъ, хотя въ нихъ, по мудрымъ соображенiямъ публики, т. е. разныхъ Павловъ Степановичей вместо г-жи Валентины Бiанки, которую ожидала слышать масса, пела певица не ей чета -- г-жа Лаврова-Спекки.

_____

Позвольте спросить васъ, милостивые государи -- фантастическiе или нефантастическiе члены разныхъ къ сожаленiю нефантастическихъ комитетовъ, какъ по вашему разуменiю -- театръ ли существуетъ для публики, или публика для театра?.. Знаемъ, что вы на этотъ вопросъ намъ не ответите прямо: мы читали, какъ защищалъ васъ потребностью сборовъ г. Театринъ. Резонъ, единственный резонъ, на который вы обопретесь, будетъ тотъ, что хваленыя дескать вами пьесы Гоголя и Островскаго играются передъ пустымъ театромъ, а въ "Новгородцевъ" и въ новыя вещи г. Дьяченко народъ, что говорится, ломится; что изъ возобновленныхъ безсмыслицъ штука вроде Ермака -- тоже сборы большiе даетъ.

Но ведь какже ставятся пьесы Гоголя и Островскаго? вотъ въ чемъ вопросъ, вопросъ, на который вы ни гугу, и на который поэтому приходится отвечать намъ.

Оставимъ на время Гоголя, потомучто и театръ на это время оставилъ въ покое великаго неправда ли, каламбуръ нашъ сорветъ улыбку одобренiя съ устъ вашей публики, то-есть Павловъ Степановичей и пр.; ни одной его пьесы втеченiе целаго месяца не было дано, а фантастическiй комитетъ все пелъ изъ "Роберта":

Дьяче... Дьяче... Дьяченке предоставимъ
Мы пу... мы пу... мы публику пленять.

Займемся постановкой пьесъ Островскаго. Вы вероятно для очищенiя совести скажете, что втеченiи этого месяца дано было пять пьесъ его и одна даже возобновлена (Не сошлись характерами). Точно, вотъ передъ вами пять афишъ, напоминающихъ намъ о томъ, что мы, по обязанности и по сердечному влеченiю, были въ театре.

"Бедность не порокъ". Не говоримъ уже о томъ, что высокое созданiе народнаго поэта осквернено сопоставленiемъ съ нимъ пошлости г. Григорьева 1-го: "Зачемъ иные люди женятся" и невыносимымъ для всякаго порядочнаго человека "Водевиль съ переодеваньемъ" г. Куликова; мы этихъ гадостей и не видали въ этотъ разъ, но какъ обставлена комедiя: Любимъ -- г. Бурдинъ, который только краткое время могъ

Пу... пу... публику пленять

подражанiемъ манеръ Садовскаго, пока самъ Садовскiй не приехалъ въ Петербургъ, г. Бурдинъ, въ которомъ прежде всего нетъ искренности игры, и котораго драматическiе порывы просто непереносны для всякаго уха неиспорченнаго фальшивыми тонами. Г. Бурдинъ въ Любиме Торцове, когда въ этой роли мы видели и Садовскаго, и Самойлова, и Васильева 2, который въ ней чуть ли не выше того и другого... А ведь Любимъ Торцовъ одинъ изъ весьма немногихъ трагическихъ образовъ, созданныхъ нашими художниками, одно изъ великихъ откровенiй нашей народной сущности... Не забыть намъ никогда ни той пьяной улыбки, съ которой г. Васильевъ 2 обещается "сделать штуку съ братомъ", ни болезненныхъ, судорожныхъ кривлянiй г. Самойлова, ни просветленiя Садовскаго въ конце третьяго акта, а насъ угощаютъ г. Бурдинымъ!

"Ты смотри, не смей теперь смотреть!") съ полудетскимъ лукавствомъ (только что пальцы замарала!) и вместе съ темъ съ нежною страстностью, ведь это роль для первостепенной артистки, а ее играетъ г-жа Струйская.

Анна Ивановна -- одинъ изъ самыхъ яркихъ типовъ, созданныхъ нашимъ народнымъ поэтомъ, торжество такой артистки, какова г-жа Косицкая; здесь г-жа Воронова, недурная иногда въ свахахъ Островскаго, но положительно неспособная выразить блестящую, размашистую и вместе поэтическую, и увлекающуюся, и способную увлечь натуру Анны Ивановны. Удивительно ли, что у г-жъ Струйской и Вороновой пропадаютъ все тонкiе, поэтическiе оттенки, вроде сцены, въ начале второго действiя, когда оне ходятъ обнявшись въ потемочкахъ и говорятъ о любви.

Митя -- г. Пронскiй. Онъ не хуже и не лучше всехъ господъ, которыхъ мы видали въ Мите, но ведь изъ этого ничего не следуетъ. Неужели же нетъ актера, который бы съигралъ Митю безъ фальшивыхъ, сентиментальныхъ нотъ. Что бы напримеръ г. Горбунову, у котораго всегда такъ веренъ тонъ

Коршуновъ, котораго игралъ Щепкинъ (Щепкинъ, милостивые государи!) -- г. Шемаевъ... Коментарiи не нужны.

Гуслинъ -- г. Озеровъ. Да ведь въ этой роли, хоть и маленькой, но трудной, -- первое дело, надо верный тонъ иметь, второе дело -- надобно петь хорошо. Ведь этою маленькою ролькой въ Москве создалъ свою репутацiю актера певецъ Климовскiй!

Хороши только г. Зубровъ (Городей), г-жа Линская (мать), г-жа Громова (нянька).

О другихъ лицахъ и говорить нечего, просто срамъ! А у Островскаго тутъ все ведь лица, живыя лица, съ живымъ, колоритнымъ тономъ.

А зачемъ песни поются въ пьесе не те, какiя следуютъ?.. А зачемъ даже свадебные мотивы испорчены?..

И вотъ еще что: г. Самойловъ бросилъ роль Любима; ну, это его воля, хоть это и жаль, но разве роль Коршунова недостойна его таланта?.. Зачтоже это великолепно набросанное художникомъ лицо досталось въ жертву г. Шемаеву?

"Не по носу табакъ" и чьей-то пошлостью подъ названiемъ: "Чего на свете не бываетъ", -- вторую часть трилогiи о Бальзаминове: "Свои собаки грызутся -- чужая не приставай" (третьей части т. е. женитьбы Бальзаминова, фантастическiй комитетъ, какъ известно, неудостоилъ представленiя, яростно вопiя, изъ "Роберта":

Въ законъ... въ законъ... въ законъ себе поставимъ
Ихъ пьесъ... ихъ пьесъ на сцену не пускать!

Обставлена она была много лучше чемъ "Бедность не порокъ". Г. Горбуновъ игралъ Бальзаминова, и въ тоне былъ удивительно веренъ: странно только, что этому замечательно понимающему тонъ артисту, недостаетъ сценической живости, недостаетъ даже апломбу, необходимаго для успеха, ужь не оттого ли, что онъ мало играетъ? Все остальные лица, хотя артисты кажется и хорошiе (г-жи Громова, Линская) не попали въ тонъ, кроме г-жи Вороновой, которая была отлично хороша въ роли свахи. Г-жа Линская въ особенности не поняла Анфису Даниловну Антрыгину. Г. Степановъ хотелъ изъ Устрашимова сделать нечто напоминающее фамилiю этого лица, но ведь онъ забылъ, что г. Островскiй вовсе не имелъ въ виду фигуры съ ярлыкомъ на лбу: вышло что-то нелепое, какъ суздальскiя картинки и дикое какъ герои александринскихъ драмъ.

"Ермака Тимофеича", и передъ "галантерейностью" г. Куликова (галантерейное, чортъ возьми, обхожденiе!) "Осеннiй вечеръ въ деревне", шло "Въ чужомъ пиру похмелье". Учителя Иванова, котораго въ Москве играетъ г. Шумскiй, игралъ г. Вороновъ, изображающiй обыкновенно разныхъ королей александринскихъ драмъ, артистъ по видимому толковый, но совершенно бездарный. Дочь его, которую въ Москве играетъ артистка съ высокимъ талантомъ, г-жа Васильева, изображала г-жа Надеждина; Аграфену Платоновну, играла и играла превосходно г-жа Линская, но зато въ Андрюше и въ Тите Титыче, "отличались" г. Шемаевъ (что это, сколько хорошаго и характернаго, отъ Молчалина до Коршунова и Андрюши, отдано ему въ жертву?) и г. Бурдинъ, которому какъ человеку умному давно бы кажется пора понять, что роли вроде Дикова, въ "Грозе", и Тита Титыча, вовсе не по его силамъ: въ нихъ нужно искреннее созданiе, а не подражанiе. Захара Захарыча какъ-то казенно и безцветно игралъ г. Зубровъ, и глубоко-задуманный и рельефно очерченный художникомъ типъ Купидоши, погибъ въ игре г. Озерова. Г-жа Воронова, опять прекрасно поняла и передала Наталью Панкратьевну, но у г-жи Громовой, ничего не вышло изъ Ненилы Сидоровны.

Чтожъ это? Верно и роль учителя Иванова считаетъ г. Самойловъ недостойною своей славы?

16 ноября. На Александринскомъ театре дана была "Гроза", единственная пьеса Островскаго, идущая съ ансаблемъ на нашемъ театре, и въ некоторыхъ отношенiяхъ даже лучше чемъ въ Москве, кроме разумеется того обстоятельства что тамъ Дикова, играетъ Садовскiй, а у насъ прежде провалился въ немъ г. Бурдинъ, а ныне "представляетъ" его "нарочно", г. Григорьевъ 1-й, точно также "нарочно" какъ все что онъ ни представляетъ отъ королей и рыцарей до купцовъ. Г. Бурдинъ предпочелъ по временамъ являться въ этой драме въ роли Кабанова, чередуясь съ г. Васильевымъ 2 и должно быть онъ признается актеромъ аристократическимъ, а г. Васильевъ 2-й, плебейскимъ, ибо въ прошлый разъ, когда давали "Грозу", на Марiинскомъ театре, Кабанова изображалъ онъ. А ведь г. Васильевъ 2-й, въ этой роли равенъ, шутка сказать, и покойному Мартынову и покойному брату своему, играя ее впрочемъ совершенно самостоятельно. О г-же Линской, Снетковой 3-й, о г. Горбунове мы не считаемъ нужнымъ говорить; мы на похвалы скупы до времени. Г. Малышевъ самый сносный Борисъ, какого мы видели, но г. Шемаевъ (опять г. Шемаевъ, ужасное божество, пожирающее страшное количество жертвоприношенiй) уничтожаетъ вечное звено драмы, -- Кулигина.

За "Грозою" последовала картинка съ натуры, (съ какой это натуры?) и водевиль г. Ермолова "Волшебная флейта..." Положимъ, что таковъ обычай, но

Зачемъ не уничтожить намъ такой дурной обычай

20 ноября ibidem, т. е. въ Александринскомъ возобновили комедiю Островскаго, "Не сошлись характерами", сунувши ее между "Парашей сибирячкой", и "Женщинами гвардейцами". Горестное представленiе, где главное лицо Поля, господина съ претензiями на большой светъ, игралъ опять-таки всепожирающiй идолъ, г. Шемаевъ, а знатную барыню, мать его, г-жа Сабурова 2, и где истинно хорошъ и веренъ тону только кучеръ купца Толстогораздова, г. Горбуновъ.

Чтоже мудренаго, что такимъ образомъ обстановленныя произведенiя нашего народнаго драматурга не приносятъ сборовъ. Вы, по здравому разуму полагаете идя въ театръ видеть въ Иванове г. Самойлова, или въ Поле г. Нильскаго, а на деле выходитъ, что играютъ гг. Вороновъ, и Шемаевъ, ждете въ "Любиме" г. Васильева 2, а должны услаждаться г. Бурдинымъ!

"Да чтоже вы все старую песню поете, могутъ обратиться къ намъ читатели. Островскiй, да постановка пьесъ Островскаго, а объ новомъ ничего не говорите".

"О чемъ же прикажете, милостивые государи? О "Новогородцахъ въ Ревеле?" Мы говоримъ съ вами о театре; а не о масляничныхъ представленiяхъ на адмиралтейской площади... О произведенiяхъ г. Дьяченко? Мы не хотимъ

А кстати, приводя часто этотъ взглядъ и вообще хоръ фантастическаго комитета, мы совсемъ и забыли спросить васъ, читали ли вы въ "Гудке" весьма ядовитыя и злыя, и -- чтó очень редко въ произведенiяхъ нашей обличительной литературы -- вполне остроумныя сцены, въ которыхъ какой-то фантастическiй Репертуаровъ испытываетъ всю тяжесть "благодетельной гласности" и сетуетъ о конечной погибели общественнаго и нравственнаго порядка, совокупно съ главами "общества умственнаго паралича"... Право, преигривыя сцены -- и мы отъ души советуемъ вамъ прочесть ихъ. Неизвестный авторъ выказалъ въ нихъ гораздо больше комическаго дарованiя, чемъ все привилегированныя драматурги Александринскаго театра, взятые вместе, отъ г. Н. Потехина до г. Дьяченко включительно.

Животрепещущею, волнующею, даже сценическою новостью была въ последнiе дни комедiя г. Ф. Устрялова: "Слово и дело". Театръ полонъ до сихъ поръ во все ея представленiя. Рукоплещутъ ей наисильнейшимъ образомъ и рукоплещетъ не та публика, которую пленяетъ г. Дьяченко. Молодость ей рукоплещетъ, молодость, составляющая для насъ какъ и для всехъ порядочныхъ людей -- предметъ любви и уваженiя, несмотря на ея способность увлекаться или пожалуй за эту самую, святую способность увлекаться -- благородная, искренно чувствующая и еще искреннее выражающая свои чувства, молодость.

Но она не самой комедiи рукоплещетъ, а задней мысли, которая подложена самимъ авторомъ или лучше современнымъ веянiемъ надъ комедiею -- она видитъ въ ней поправку тургеневской якобы ошибки, изображенiе Базарова, отпоръ того, что называется нигилизмомъ.

Герой ея, Вертяевъ, впрочемъ потому только нигилистъ, что на вопросъ о томъ, чемъ онъ занимается и какихъ убежденiй, отвечаетъ: "я мыло варю", какъ Базаровъ говоритъ: "я лягушекъ режу". Другого нигилизма въ немъ нетъ никакого: напротивъ, онъ идеалистъ, да еще какой! Онъ ради дружбы таитъ въ себе сильную страсть къ девушке, которая сама его любитъ, ради дружбы жертвуетъ своей страстью, потомъ въ заключенiе, жертвуетъ этой страстью неизвестно чему-то. Другъ его умеръ, и умирая передалъ ему невесту. Невеста влюблена въ него безъ памяти, имеетъ состоянiе, стало-быть не помешаетъ ему "мыло варить", и если еще не развилась до его нигилизма, то "рада стараться" и стало-быть тоже не можетъ помешать ему въ жизненныхъ воззренiяхъ. Подозреваемъ, что авторъ недосказалъ одного весьма важнаго обстоятельства: не пошолъ ли нигилистъ его въ одинъ браконенавистный, до вольнаго мученичества раскольническiй толкъ?

-- плоха, изъ рукъ вонъ, и едвали какой-либо изъ нашихъ журналовъ ее напечатаетъ, а это въ настоящую минуту, какъ хотите, единственное необманчивое мерило литературнаго достоинства драматическаго произведенья. Правда, "Отечественныя Записки" напечатали какъ-то комедiю г. Н. Потехина, но и то вероятно не мало каялись. Хорошая вещь можетъ не даваться на сцене, чему мы видимъ множество примеровъ, къ сожаленью, благодаря фантастическимъ и нефантастическимъ комитетамъ, но не можетъ не явиться въ которомъ либо изъ признанныхъ авторитетами, журналовъ, по той простой причине, что хорошiя вещи имъ самимъ нужны.