Тарас Шевченко (старая орфография)

ТАРАСЪ ШЕВЧЕНКО 

Увы! намъ такъ часто приходится справлять печальныя тризны по великимъ славянскимъ деятелямъ, что пищущiй эти строки чуть-чуть было не озаглавилъ статейки своей общимъ именемъ: "Поминки" и не поставилъ римской единицы надъ именемъ последняго изъ дорогихъ покойниковъ... Въ самомъ деле, втеченiе полугода, Хомяковъ, К. Аксаковъ, Вячеславъ Ганка, Тарасъ Шевченко... и все, кроме разве Вячеслава Вячеславича, преждевременно!..

О, будетъ ли конецъ этой древней Мойре тяготеющей надъ всеми нами, отъ Волги до Лабы, отъ Двины до Дуная? Пушкинъ, Грибоедовъ, Лермонтовъ, Гоголь, Мицкевичъ, Кольцовъ, Шевченко, Глинка, Брюловъ -- все, безъ исключенiя даже старшаго изъ нихъ, Мицкевича, похищенные безжалостною смертью въ цвету творчества, въ полномъ могучемъ развитiи силъ, -- все незаменимые, Белинскiй, Грановскiй, Кудрявцевъ, Челяковскiй, Хомяковъ, К. Аксаковъ, даже С. Т. Аксаковъ -- старый дубъ, который только что распустилъ свою широкую сень -- И. и П. Киреевскiе, Ивановъ, Мартыновъ (А. Е.); ослепшiй, стало быть погибшiй для сцены С. В. Васильевъ -- все явно оторванные въ ту самую минуту, когда совершенно определились ихъ отношенiя къ обществу и литературе и отношенiя къ нимъ всехъ ей сочувствующихъ; Языковъ, успевшiй показать только могучiя силы безъ приложенiя ихъ къ общественной жизни, а сколько силъ, скошенныхъ нещадною косою въ минуту ихъ разцвета -- Веневитиновъ, Станкевичъ, Валуевъ... а высокiе таланты, которыхъ деятельность замерла при самомъ начале -- таланты, как Баратынскiй, съ отчаянiемъ взывавшiй

Къ чему же ты стремилась и кипела
Развитиiемъ спеша,
Ты подвигъ свой свершила прежде тела
Безумная душа...

многоразличныхъ безобразiй нашей действительности, отражавшихся часто въ ихъ собственныхъ, личныхъ безобразiяхъ -- погибло несчетное количество (Соколовскiй, Меркли, Бутковъ и т. д.) Не говоримъ о спецiальныхъ талантахъ -- о какомъ-нибудь певце Евсееве -- по голосу и методе первостепенной нашей знаменитости, недавно умершемъ въ Долговомъ Отделенiи, о даровитомъ Гурилеве, скончавшемся въ сумасшествiи, о множестве многихъ "ихъ же имена Господи, Ты веси..." А. М. Стаховичъ -- въ гибели котораго, кроме общей иронiи Мойры надъ нашими талантливыми людьми, отозвалась еще кроме того -- ядовито и ни мало неостроумно какая-то общественная иронiя...

Все это грустные, даже горькiе факты, способные въ иную минуту внушить печальную мысль объ особомъ отделе "Поминокъ" въ журнале!..

Да, поневоле повторишь то, что сказалъ Погодинъ въ своей статье о Хомякове: {"Русская Беседа". 1860 г. Томъ II.} "Странная, удивительная судьба написана кажется вверху нашему времени. Какъ будто тамъ, въ воздухе, высоко, борятся между собою два наши начала, доброе и злое, враждебныя между собою, и мы, подобно троянамъ, поражаемымъ невидимыми стрелами Аполлона, чувствуемъ только на себе, на нашихъ телахъ, въ нашихъ душахъ, въ нашихъ обстоятельствахъ, когда победа склоняется на противную намъ сторону, вопреки всемъ соображенiямъ, положенiямъ и разсчетамъ. Иначе объяснить нельзя, что съ нами ежедневно случается..."

Можетъ быть -- объяснить-то и можно, можно уловить законы этой мистической Мойры, да во первыхъ такое объясненiе завлекло бы насъ слишкомъ далеко и при томъ покажется многимъ мистическимъ, а во вторыхъ потребуетъ сводки фактовъ трагическихъ, какъ указанные нами, съ фактами именно горькими и страшными, но по форме своей комическими; можетъ быть, оно подыметъ вопросъ о томъ, почему напримеръ хоть тотъ же самый констатирующiй трагическiй фактъ, мыслитель, представляетъ собою хаотическую смесь передовыхъ силъ съ гнилью отсталыхъ предразсудковъ, -- почему гласность обратилась у насъ въ развитiе убежденiя на счетъ близости платка гоголевскаго Кочкарева, почему наши протесты противъ условной нравственности кончаются полу-мещанскою, полу-ямскою выходкою Камня-Виногорова?.. Повторяемъ, что трагическое и комическое выражаютъ собою въ сущности одинъ законъ, законъ неустановившагося броженiя силъ. То пена брызжетъ через край, то пузыри комически лопаются, то отсадокъ явно говорятъ намъ, что мы можетъ быть черезъ чуръ далеко хватили!.. И отъ этого, действительно какъ говоритъ далее Погодинъ: "Везде замешательство, неизвестность, неопределенность, сомненiе", и заключаешь темъ, что не веришь никому и ничему, а между темъ вдали громъ гремитъ; перекаты его порою слышатся ближе и ближе, вонъ ужь сверкаютъ и молнiи."

"И падаютъ" -- повторимъ его же слова, "наши лучшiе, благороднейшiе люди, мыслящiе, чувствующiе, те на которыхъ отдыхалъ взоръ, о которыхъ сладко было думать, которые однимъ именемъ своимъ доставляли утешенiе, падаютъ безъ всякихъ достаточныхъ причинъ. Не успеешь схоронить одного, рой могилу другому, невыпуская изъ рукъ заступа, и готовься оплакивать третьяго..."

Увы! это такъ -- равно какъ верно отмечено въ той же статье и то, отчасти уже комическое по форме своей обстоятельство, хотя и далеко не комическое по своимъ последствiямъ, что: "У насъ нетъ враговъ, нетъ и злодеевъ между нами, подобныхъ какимъ-нибудь древнимъ страшилищамъ, а все-таки мы должны безпрестанно оглядываться, чтобъ какою нибудь дружескою рукою не хватили насъ въ високъ, чтобъ какимъ нибудь доброжелательнымъ ударомъ не раскроило лба!" Все это глубоко верно и, какъ бы въ подтвержденiе верности взгляда мыслитель, высказавшiй столь верный и горькiй взглядъ, по старымъ предразсудкамъ -- между именъ дорогихъ покойниковъ -- дорогое имя Белинскаго!..

Значенiе утраты, которую славянскiя литературы понесли въ Тарасе Григорьевиче Шевченке -- если не равносильно съ утратами, понесенными ими въ Пушкине и Мицкевиче -- представителяхъ славянства передъ целымъ человечествомъ, -- то во всякомъ случае нисколько не меньше значенiя утраты Гоголя и Кольцова {* Такъ-какъ у насъ во всемъ и всегда нужно оговариваться, то и спешимъ сказать, что равносильность этой утраты мы признаемъ только относительно малороссiйской литературы, въ которой Тарасъ Шевченко занималъ огромное место.}.

"Векъ" -- на столь же разумныхъ основанiяхъ, на какихъ не сочувствуетъ она Шиллеру. Но что съ другой стороны Тарасъ Шевченко былъ только заря, великiй поэтъ только что начинающейся литературы, поэтъ исключительно народный, поэтъ, о которомъ трудно сказать -- последнiй ли это изъ слепыхъ кобзарей или первый изъ мастеровъ и художниковъ, такъ наивна его красота и вместе такъ уже артистична, -- это тоже не подлежитъ кажется спору. По красоте и силе, многiе поставляли его наравне съ Пушкинымъ и Мицкевичемъ: мы готовы идти даже дальше въ этомъ -- у Тараса Шевченки есть та нагая красота выраженiя народной поэзiи, которая только разве искрами блистаетъ въ великихъ поэтахъ художникахъ, каковы Пушкинъ и Мицкевичъ, и которая на каждой странице "Кобзаря" поразитъ васъ у Шевченки... Шевченко еще ничего условнаго не боится; нужны ему младенческiй лепетъ, народный юморъ, страстное воркованье, онъ ни передъ чемъ не остановится, и все это у него выйдет свежо, наивно, могуче, страстно или жартливо какъ самое дело. У него действительно есть и уносящая, часто необузданная страстность Мицкевича, есть и прелесть пушкинской ясности -- такъ что действительно, по даннымъ, по силамъ своего великаго таланта, онъ стоитъ какъ бы въ середине между двумя великими представителями славянскаго духа. Натура его поэтическая шире своею многосторонностью натуры нашего могучаго, но односторонняго какъ сама его родина -- представителя русской Украйны, Кольцова; светлее, проще и искреннее натуры Гоголя, великаго поэта Малороссiи, поставившаго себя въ ложное положенiе быть поэтомъ совершенно чуждаго ему великорусскаго быта... Да! Шевченко -- последнiй кобзарь и первый великiй поэтъ новой великой литературы славянскаго мiра. Да! устами этого своего перваго великаго поэта, Украйна безъ самохвальства могла сказать:

Нàша дýма, нàша пiсня,
Не вмре, не загине..
àше слàва
Слàва Украiни!
Безъ зòлота, безъ кàмене
Безъ хитроi мòви,
А голоснà та правдúва,
òспода слóво... {*}

{* Наша дума, наша песня
Не умретъ, не сгинетъ
Вотъ люди наша слава,
Слава Украйны

Безъ искусной речи,
А громка и правдива
Какъ Божiе слово.}

литературы, забывая и богатство самобытно-развившагося языка и сокровища народной поэзiи... Было это время господства теорiи -- и пусть бы оно, это время, отразилось только въ заблужденiяхъ теоретическаго мышленiя... Жертвою его былъ высокiй художникъ, былъ Гоголь. Значенiе его въ русской литературе хотя и огромное, есть однако значенiе преходящее и станетъ современемъ совершенно историческимъ. Значенiе его въ родной его литературе было бы вечное, народное -- и какъ вполне народное вероятно столь же мiровое какъ значенiе Данта. Теперь же, то малороссы (какъ г. Кулишъ) уже упрекаютъ его -- и повидимому справедливо, въ неточности или излишней яркости красокъ, то мы, русскiе, видимъ уже гиперболическiй и одностороннiй, хотя могущественный и генiальный юморъ въ его отрицательной манере изображенiя и совершенно отрицаемся отъ его положительныхъ идеаловъ.

сочувствiя нашего къ литературе Малороссiи.

Литературу Малороссiи мы видимъ пока только въ ея растительныхъ народныхъ сокровищахъ, въ великихъ художественныхъ элементахъ Гоголя, пожалуй въ грубыхъ зародышахъ натурализма Нарежнаго и жарта Котляревскаго, въ задаткахъ добродушнаго юмора Основьяненки, юмора, который надобно однако отыскивать въ море непроходимой пошлости, равносильной съ Загоскинской пошлостью... но ничего не можетъ быть намъ противнее того узкохохлацкаго, того односторонняго, жалостнаго и хныкающаго, что вторглось было въ нашу литературу съ повестями Марка Вовчка, но что конечно къ нашей, уже определившейся литературе, не могло привиться несмотря на то, что повести Марка Вовчка и переданы были намъ переводчикомъ, стоящимъ неизмеримо выше ихъ автора, не смотря на любовь нашу къ Тургеневу, не смотря на умную статью о Марке Вовчке г. -бова, которая тоже, хоть мы и не всегда согласны съ ея даровитымъ авторомъ, гораздо выше всехъ повестей Марка Вовчка взятыхъ вместе... Удивятся можетъ быть, что въ числе элементовъ будущаго малороссiйской литературы, мы не упомянули блистательныхъ элементовъ таланта г-жи Кохановской. Но у г-жи Кохановской кроме имени, да и то кажется псевдонимъ -- ни въ манере, ни въ краскахъ, ни въ симпатiяхъ нетъ ничего малороссiйскаго. Это такой же талантъ, порожденный почвою великорусской Украйны, какъ Кольцовъ съ одной стороны, Тургеневъ съ другой. Въ ней все -- совершенно русское: и взглядъ на жизнь и тонъ живописи. Самыя песни и преданiя, подъ влiянiемъ которыхъ сложилось развитiе этого яркаго таланта, ею самой переданныя въ двухъ статьяхъ "Русской Беседы", суть русскiя песни и преданiя. Они-то и оставили ту яркую золотую пыль на ея краскахъ -- которая невольно поражаетъ всехъ въ ея произведенiяхъ, которой она иногда, какъ въ "Портретной галлерее", готова злоупотреблять съ страстной наивностью артистки...

Сочувствуя заре литературы Малороссiи, мы веримъ и имеемъ все логическiе поводы верить, что заря эта не погасла съ "батькой орломъ сизымъ." Многострадальный орелъ "утнулъ" въ далекую безконечность, но поэтическiй генiй его родины съ нимъ только что началъ, а не кончилъ своего полета... Почемъ мы знаемъ, что наследника по себе, если не равносильнаго, то все-таки достойнаго, не оставилъ покойный Тарасъ Шевченко въ поэте, котораго надгробная песня Шевченке запечатлена такимъ очевиднымъ и такимъ наивнымъ талантомъ? Мы могли запомнить изъ нее только несколько стиховъ, кроме двухъ поставленныхъ нами эпиграфомъ, и ими окончимъ поминки наши по великомъ, отшедшемъ на покой литературномъ собрате...

И та писня пройшла въ душу
Старому и дытыни,

И зрады дознала..
Удовици съ дiточками
Що хлиба крычала...
Твоя жъ писня -- плачь янголя

Кажну душу прыгортае
Якъ матуся доню. {*}

{* И эта песня проникла въ душу
Старцу и юноше

И узнала горе
Вдове съ детьми
Которая просила хлеба.
Твоя песня -- плачъ Ангела


Какъ мать свое дитя.}

О дай же Богъ, скажемъ мы въ заключенiе, чтобы не умолкла эта святая песня, дай Богъ чтобъ въ поэте, характеризовавшемъ ее съ такою силою и правдою, не умиралъ хоть ея отголосокъ!.. Да звучитъ она въ немъ живою "вечною памятью" великому кобзарю Украйны -- Тарасу Шевченке!

А. ГРИГОРЬЕВЪ