ВЗГЛЯДЪ НА КНИГИ И ЖУРНАЛЬНЫЯ СТАТЬИ
КАСАЮЩIЯСЯ ИСТОРIИ РУССКАГО НАРОДНАГО БЫТА
Время. 1861. N 4.
_____
1) Историческiе очерки русской народной словесности и искусства, сочиненiе Ф. Буслаева. Спб. 1861. Томъ I. Русская народная поэзiя. Томъ II. Древне-русская народная литература и искусство. (Изданiе Д. Е. Кожанчикова).
2) Калеки перехожiе, сборникъ стиховъ и изследованiе П. Безсонова. Москва. 1861. Часть I. Выпускъ I.
3) Сборникъ русскихъ духовныхъ стиховъ, составленный Н. Варенцовымъ. Спб. 1860. (Изданiе Д. Е. Кожанчикова).
4) И. А. Худякова. Великорусскiя сказки. Москва. Выпускъ I. 1860. Выпускъ II. 1861. (Изданiе К. Солдатенкова и Н. Щепкина).
5) А. Н. Афанасьева. Народныя русскiя сказки. Выпускъ I. 1858. Выпускъ II. 1859. Выпуски III и IV. 1860. Москва. (Изданiе К. Солдатенкова и Н. Щепкина).
6) Песни собранныя П. В. Киреевскимъ, изданы обществомъ любителей россiйской словесности. Песни Былевыя. Выпускъ I. 1860. Выпускъ II. 1861. Москва.
7) Две статьи г-жи Кохановской въ "Русской Беседе" 1860 и 1861 г. 1) О русскихъ народныхъ песняхъ. 2) Русскiя боярскiя песни.
8) Сборникъ песенъ П. И. Якушкина -- въ "Отечественныхъ Запискахъ" 1860.
9) С. П. Шевырева.
10) Статья о свадебныхъ песняхъ въ N 2 "Светоча" 1861.
________
Да не ужаснется нашъ читатель, взглянувши на длинный списокъ сочиненiй, выставленныхъ нами въ заглавiи нашего библiографическаго обзора... Статья наша не затруднитъ его вниманiя учено-спецiальными изследованiями, на которыя мы -- говоримъ откровенно, и не присвоиваемъ себе никакихъ правъ. Въ деле народнаго быта, со стороны его учено-исторической разработки, мы только люди искренно любящiе народный бытъ, глубоко сочувствующiе его разработке литературной и ученой, а потому следящiе усердно за этой разработкой, а следовательно, более или менее знакомые съ результатами ея, более или менее способные оценить ихъ значенiе... Тоже самое просимъ разуметь и о другихъ обзорахъ нашихъ, которые будутъ относиться къ историческимъ ли чисто книгамъ и журнальнымъ статьямъ, къ изследованiямъ ли бытовымъ, къ изданiямъ ли наконецъ памятниковъ.
Журналъ нашъ мы назвали литературнымъ и политическимъ, а не учено-литературнымъ. Стало быть и спецiально-ученыхъ статей мы не обещали.
Но книги, статьи, изследованiя и самые памятники историческiе и бытовые, вышли уже въ наше время изъ почтеннаго, но теснаго круга спецiальной учености и если не вошли еще вполне, то постепенно все более и более входятъ въ общiй кругъ образованiя и духовныхъ интересовъ. Не одна наука владеетъ ими какъ было летъ за десять назадъ и не одни адепты науки ими интересуются. Великая обобщительница духовныхъ интересовъ, литература, приняла ихъ наравне съ наукою въ свое обладанiе... Доказательство этому есть, и притомъ очевидное, матерiальное: все книги подобнаго рода печатаются и расходятся въ довольно большомъ, а некоторыя, наиболее замечательныя въ значительно-большомъ количестве экземпляровъ, стало быть и читаются или по крайней мере, хоть съ интересомъ просматриваются читающей массою.
Отдавать о нихъ какой либо, лишь бы конечно не невежественный отчетъ, становится вследствiе этого одною изъ обязанностей литературнаго журнала.
Мы не обещали и не обещаемъ вообще библiографическаго отдела въ нашемъ журнале, въ прежнемъ его смысле, т. е. въ смысле перечня выходящихъ книгъ, -- отъ книгъ важнаго содержанiя до книгъ объ истребленiи клоповъ и таракановъ, перечня или совершенно сухого и безполезнаго, весьма удобно заменяемаго книгопродавческими объявленiями, или въ наше время уже недостойнаго серьёзнаго литературнаго журнала, т. е. перечня поверхностнаго въ отношенiи къ сочиненiямъ важнымъ и более или менее скоморошескаго въ отношенiи къ плохимъ литературнымъ произведенiямъ и товару толкучихъ рынковъ. Положимъ, что Белинскiй писалъ иногда удивительныя страницы по поводу какой-нибудь "Прекрасной Астраханки", но то было иное время. Тогда еще и съ "прекрасными Астраханками" надобно было бороться во имя здраваго смысла и изящнаго чувства. Наше время уже, слава Богу, въ такой борьбе не нуждается, въ наше время не стоитъ бороться даже и съ повестями "Века" и съ повестями разныхъ дамъ, печатающихъ свои труды въ серьёзномъ "Русскомъ Вестнике", въ наше время нетъ нужды предупреждать читателей на счетъ пошлости фельетоновъ И. Ч-р-н-к-н-ж-н-к-ва, на счетъ безобразiй г. Гымалэ и т. д. Ничего этого не нужно; ни объ чемъ объ этомъ говорить уже не стоитъ -- и слава Богу, что ничего этого не нужно, слава Богу, что ни объ чемъ объ этомъ говорить не стоитъ.
За то стало нужно, положительно нужно говорить о томъ, что и всегда стоило разговора, но къ разговору о чемъ, какъ настоятельной потребности, могло приготовить читающую массу последнее десятилетiе...
Темъ господамъ, которые съ постояннымъ злорадствомъ доказываютъ намъ, что развитiе наше пуфъ, что мы "не созрели", мы, не впадая нисколько въ другую крайность, т. е. не вдаваясь въ восторженную песню:
Мы созрели, мы созрели!..
укажемъ только съ скромностью на несомненный фактъ распространяющейся любви къ знакомству съ нашимъ историческимъ и народнымъ бытомъ, на матерiальный успехъ честныхъ учено-литературныхъ предпрiятiй и на совершенный упадокъ всехъ спекуляцiй въ подобныхъ делахъ. Заметьте, что мы скромно говоримъ о распространенiи любви къ знакомству съ деломъ и дельнымъ -- а не о любви къ изученiю. До любви къ изученiю, не мы одни достигаемъ не скоро; на первый разъ достаточно и любви къ знакомству, видимо распространяющейся до того, что это знакомство съ деломъ и дельнымъ, преимущественно же съ нашимъ бытомъ народнымъ и съ нашею исторiею, начинаетъ уже становиться некоторымъ образомъ обязательнымъ пунктомъ образованiя. Какъ именно, въ какой мере и степени начинаетъ, это другой вопросъ: несомненно только то, что начинаетъ?
Первый вопросъ, который невольно возникаетъ въ уме, тотчась же по засвидетельствованiи факта и его несомненнаго бытiя, это, -- чему мы обязаны такимъ въ высокой степени дельнымъ настройствомъ мысли и вкуса, науке и литературе, той или другой преимущественно, той ли и другой вместе.
Разрешить вопросъ казенно-примиряющимъ образомъ, сказать что той и другой вместе, было бы дело самое безопасное и главное, самое приличное. Но ведь не всякое примиренiе -- истинно, а следственно и не всякое хорошо, потомучто хороша на свете только истина.
Если предложить вопросъ этотъ некоторымъ изъ органовъ нашего развитiя, т. е. журналовъ, учено-литературныхъ (о просто ученыхъ мы ужь и не говоримъ), литературно-ученыхъ, просто литературныхъ, каждый изъ нихъ ответитъ сообразно съ своими вкусами и наклонностями, или, говоря языкомъ сороковыхъ годовъ, "субъективно". "Русскiй Вестникъ" напримеръ, журналъ достойный величайшаго уваженiя за серьёзность своего взгляда вообще и политическаго въ особенности, но пренебрегавшiй литературою целыхъ шесть летъ, пренебрегавшiй ею такъ явно, что на ряду съ повестями Тургенева и Крестовскаго помещалъ съ какимъ-то необъяснимымъ усердiемъ повести г-жи Нарской и другихъ госпожъ... "Русскiй Вестникъ", не смотря на то, что милостиво обещалъ принять съ нынешняго года и бедную литературу подъ свое покровительство -- известно какъ ответитъ на нашъ вопросъ, если удостоитъ обратить на него вниманiе. Вкусъ его, не смотря на строгiй отзывъ, касающiйся литературы, нисколько не изменился какъ видно изъ литературныхъ перловъ, помещенныхъ въ его вышедшихъ въ настоящемъ году книжкахъ, перловъ, стоющихъ въ своемъ роде и прошлогодней повести: "Пустушково" и литературныхъ перловъ прежнихъ летъ. Стало быть и ответитъ онъ, смотря свысока на литературу, -- ответитъ, что ученое направленiе вообще и (подразумевается) его направленiе въ особенности содействовали главнымъ образомъ нашему развитiю.
"Отечественныя Записки" -- чтобы идти последовательно по стопамъ проговорившагося статьей о Пушкине г. Дудышкина и дополнившаго его мысль г. Гымалэ, должны радикально отвергнуть всякое серьёзное влiянiе, на развитiе наше литературы, не народной и стало быть несуществовавшей самобытно до напечатанiя сказокъ г. Афанасьевымъ и "Сборника песенъ" (въ "Отеч. Зап.") г. Якушкинымъ... "Современникъ", если тоже захочетъ быть последователенъ, то хоть и решитъ можетъ быть въ милостивый часъ дело въ пользу литературы -- но во первыхъ надъ самымъ фактомъ нашего развитiя насмеется какъ надъ вздоромъ, а во вторыхъ тутъ же, благо рука расходилась, похеритъ значенiе всей нашей литературы usque ad гг. Щедрина и Некрасова. Что касается до другихъ органовъ нашего развитiя, то "Векъ" напримеръ припишетъ пожалуй поворотъ нашъ къ знакомству съ серьёзнымъ, -- фельетонамъ И. Ч-р-н-к-н-ж-н-к-ва. Въ сущности же, вопросъ останется покрытымъ "мракомъ неизвестности" какъ выражался покойный учебникъ Кайданова обо всехъ вовсе неизвестныхъ или мало ему известныхъ предметахъ.
Не беремся и мы совершенно порешить этотъ вопросъ -- а желаемъ только указанiемъ на факты вывести его изъ кайдановскаго мрака неизвестности, желаемъ, потому что придаемъ ему большое значенiе. Глубоко уважая науку, мы все-таки видимъ въ ней дело более спецiальное, более такъ сказать аристократическое сравнительно съ великой обобщительницей идей -- литературою и думаемъ, что иницiатива развитiя принадлежитъ ей -- не то что преимущественно, а исключительно. Мы даже, да проститъ намъ "Русскiй Вестникъ", такъ твердо веруемъ въ нее какъ въ народный и вечный органъ духовнаго развитiя, что не признаемъ такихъ эпохъ, когда ея интересы могутъ быть совершенно покидаемы для другихъ высшихъ интересовъ -- и видимъ въ пренебреженiи къ ней, даже временномъ, ни более ни менее какъ произволъ теорiй, хотя и ученыхъ, но всегда узкихъ сравнительно съ безграничною жизнью, которой органомъ литература, -- какъ бы она съ точки зренiя теорiй ни была маловажна, не переставала и не перестаетъ никогда быть, по своему народному, общедоступному и симпатичному существу. Таково наше мненiе или лучше сказать наше исповеданiе. Но дело не въ немъ конечно, дело въ фактахъ, т. е. въ томъ: будутъ ли на нашей стороне факты?
Въ настоящемъ библiографическомъ обзоре нашемъ мы сгруппировали въ заглавiи несколько изследованiй и памятниковъ, относящихся къ одному предмету, къ нашей народной словесности и къ нашему быту...
пятнадцать, даже за десять летъ назадъ. Мы не напоминаемъ чисто отрицательныхъ статей Белинскаго, и чисто же отрицательнаго направленiя сороковыхъ годовъ, статей о нашей народной словесности по поводу сборника Кирши Данилова и сказанiй г. Сахарова, резкихъ выходокъ покойнаго великаго критика и вождя нашего противъ народной поэзiи вообще, противъ славянской народной поэзiи въ особенности, его горькихъ обличенiй нашей русской народной поэзiи въ грубости и татарстве, не напоминаемъ потому, что раскрывши любой изъ последнихъ пяти томовъ Белинскаго, читатели непременно встретятся съ однимъ изъ подобныхъ взглядовъ, въ свое время и съ известной точки правыхъ, выраженныхъ всегда съ честною прямотою и удивительной энергiей... Нетъ! возьмите дело въ начале пятидесятыхъ годовъ, когда Белинскаго уже не стало -- а взгляды его, лишонные энергiи, продолжали повторяться. Припомните -- чтò писалось критиками "Отечественныхъ Записокъ" и даже "Современника", о русскомъ народномъ быте, по поводу драмъ Островскаго, въ особенности напримеръ по поводу "Не такъ живи какъ хочется"; припомните какъ глумились надъ честнымъ и даровито-выполненнымъ деломъ Н. В. Берга, находя крайне смешнымъ, что онъ собирается "пропеть намъ песни всего мiра"; его ведь чуть что не вызывали поэтому поводу пропеть ихъ съ пляскою -- также точно неблагопристойно, какъ въ наше время "Векъ" приглашалъ г-жу Толмачеву прочесть съ "вызывающими" жестами одно стихотворенiе Пушкина, -- забывая въ своемъ наивномъ глумленiи, что до г. Берга еще великiй Гердеръ "спелъ" уже Германiи "песни всего мiра." Припомните какъ г. Егуновъ уничтожалъ всю древнюю русскую торговлю, какъ г. Афанасьевъ, ныне весьма дельно и полезно занятый собиранiемъ сказокъ и легендъ нашего народа, сочинялъ по Гримму боговъ кочерги и ухвата. Припомните все последствiя теорiи родового быта, последствiя, отъ которыхъ видимо отступился одинъ изъ отцовъ ея, добросовестный и даровитый К. Д. Кавелинъ и которыхъ упорно держится доселе г. Соловьевъ... Припомните, однимъ словомъ, въ обшихъ чертахъ положенiе вопроса о нашей народности и объ изученiи нашего народнаго быта, о нашей народной поэзiи, о нашихъ верованiяхъ, поверьяхъ, обрядахъ и преданiяхъ, и оцените успехи нашего времени, великiй шагъ нашего народнаго сознанiя.
Кто не привыкъ, -- говоритъ блистательнейшiй представитель научнаго знакомства нашей эпохи съ нашимъ народнымъ бытомъ, Ф. И. Буслаевъ (Ист. оч. Р. нар. Слов. Т. I. стр. 55), -- отдавать себе отчета въ сокровенныхъ побужденiяхъ наружныхъ явленiй, тотъ легко объяснитъ себе резкую откровенность и грубую простоту эпической поэзiи, отсутствiемъ нравственнаго чувства, принявъ за это последнее, условные светскiе прiемы, и даже подкрепитъ свое мненiе какою нибудь песнею новейшаго изделiя, действительно пошлою и грязною. Но если взять въ соображенiе, что старинная эпопея возникаетъ и раскрывается въ продолженiе вековъ, что каждое поколенiе бережетъ и лелеетъ ее, какъ лучшее свое достоянiе, и что такъ называемое дурное направленiе возникаетъ въ литературе большею частью уже отъ лица, отъ произвола частнаго, а не отъ всеобщаго нравственнаго расположенiя, то едвали возможно допустить въ эпической самородной поэзiи не только решительное оскорбленiе нравственнаго чувства, но даже и малейшее намеренное уклоненiе отъ добра и правды. И въ изустной, словестности, безъ сомненiя, могли тогда слагаться песни, оскорбляющiя нравственность, но оне не расходились далее той волости, где пелъ ихъ самъ сочинитель и никогда не доживали до последующаго поколенiя, умирая вместе съ своимъ виновникомъ. "Все минется" говоритъ народъ -- "одна правда остается" -- а песня -- правда. Какъ бездарность, такъ и всякое личное зло и всякiй произволъ, эпическая поэзiя, въ своемъ вековомъ теченiи, отъ себя отбрасывала, подобно темъ озерамъ, которыя будто-бы не терпятъ на дне своемъ никакой нечистоты и постоянно извергаютъ ее на берегъ...
Песня, сказка, поэтическое преданье старины, -- говоритъ въ другомъ месте тотъ же даровитый и глубокомысленный изследователь (Т. I. стр. 308), -- дорогú народу не потому только, что забавляютъ въ досужее время, даютъ пищу праздному воображенiю, ласкаютъ слухъ складными звуками, однимъ словомъ -- не потому, чтобъ народъ находилъ въ произведенiяхъ своей безыскусственной поэзiи, удовлетворенье только однимъ эстетическимъ стремленьямъ и позывамъ. Въ этихъ произведенiяхъ онъ чувствуетъ какъ бы дополненiе всему нравственному существу своему, потомучто они срослись въ его сердце со всеми лучшими, задушевными его помыслами, мечтами и верованьями; потому въ нихъ находитъ онъ уже готовое выраженiе техъ сокровенныхъ духовныхъ началъ, которыя ему становятся доступны и ясны только в этой внешней, уже установившейся, окрепшей форме. Это его старина и преданiе, изъ которыхъ сложились первыя основы его нравственной физiономiи. Это духовная собственность всехъ и каждаго. Кто поетъ песни или разсказываетъ сказку, тому она и принадлежитъ какъ его литературная собственность, потомучто онъ и самъ подумалъ бы и сказалъ бы точно также, еслибъ старина не подслужилась ему готовымъ выраженiемъ. и отъ себя, но такъ, что ни онъ самъ того не заметитъ, ни другiе, точно такъ какъ отъ избытка сердца слагается новое слово, меткое и бойкое; совершенно свежее, но уже изъ готовыхъ въ языке этимологическихъ данныхъ.
Вдумываясь глубже въ общiй смыслъ народной поэзiи, мы должны признать за нею высокое назначенiе. Она сопутствуетъ народамъ на тяжоломъ историческомъ поприще, и вечно юная и свежая -- постоянно питаетъ въ нихъ высокiя стремленiя въ область идей; она убеждаетъ всякаго, что техническое настроенiе есть одна изъ необходимейшихъ, непреходящихъ потребностей духовной жизни, какое бы направленiе въ теченiе вековъ она ни получила, хотя бы даже исключительно практическое.
Едва ли нужно припоминать и пояснять на сколько этотъ глубокiй и сочувствующiй взглядъ на народную поэзiю вообще, взглядъ, прилагаемый г. Буслаевымъ съ любовью и къ нашей народной поэзiи, далекъ отъ взглядовъ на это дело критики сороковыхъ годовъ. Разница неизмеримая... Въ настоящую минуту скорее возможна другая крайность, именно взглядъ, ставящiй непосредственную, такъ сказать растительную поэзiю выше художественной, искусственной, и притомъ возможенъ не у фанатическихъ адептовъ народности вообще и нашей народности въ особенности, а у глубокомысленныхъ и вполне добросовестныхъ изследователей, многосторонне смотрящихъ на предметъ, какъ г. Буслаевъ, который смотритъ на народную поэзiю, какъ на нечто органическое. Для него, народная поэзiя какъ старина и преданье, какъ верованiе и обычай, выше всякаго вымысла, вне всякаго подозренiя въ неправде и обмане. Онъ даже выражаетъ часто какую-то не любовь къ поэзiи искусственной, сопоставляя съ ней растительную, народную поэзiю.
Народная поэзiя, -- говоритъ онъ между прочимъ (Т. I стран. 407.), будучи главнымъ, существеннымъ и преимущественнымъ выраженiемъ эпическаго творчества, предлагаетъ безспорно самые лучшiе образцы эпическаго стиля, какихъ не найдемъ ни у Виргилiя, ни у Арiоста или Тасса. Но кроме того, сверхъ этихъ видовыхъ свойствъ эпическаго стиля, она непогрешительна относительно поэтическихъ достоинствъ вообще...
И за темъ, подкрепивъ свой взглядъ мненiемъ знаменитаго Я. Гримма, ученый нашъ замечаетъ, относительно поэзiи искусственной, что она можетъ быть лучше или хуже, смотря по личнымъ дарованiямъ поэта, по его направленiю и т. д.
Поэзiя народная, -- продолжаетъ онъ, -- разумеется чисто народная, а не испорченная фабричными или лакейскими переделками -- во всехъ отношенiяхъ хороша, потомучто она естественна; потомучто, будучи выраженiемъ творческаго духа всего народа, свободно выливалась она изъ устъ целыхъ поколенiй. Къ ней не прикоснулось никакое личное соображенiе. Красота ея есть такое же независимое отъ личной искусственности, отъ случайной прикрасы явленiе, какъ и красота самой природы. И какъ произведенiя природы потому только прекрасны, что это качество согласно съ ихъ внутреннимъ организмомъ, совсемъ существомъ ихъ: такъ и изящество народной поэзiи есть необходимое выраженiе самаго содержанiя, самаго мифа или преданiя и кроющейся въ нихъ мысли или основного нравственнаго чувства: потомучто безыскусственная поэзiя всехъ народовъ и всехъ временъ высоко нравственна, точно также какъ в природе физической здоровье, необходимое условiе красоты.
Темъ же самымъ взглядомъ на народную поэзiю проникнутъ какъ видно, въ настоящую минуту и А. Н. Афанасьевъ, -- некогда сочинявшiй боговъ кочерги и ухвата, ныне добросовестно и полезно занятый собиранiемъ матерiаловъ народнаго быта. Вотъ что говоритъ онъ напримеръ въ предисловiи къ своему собранiю сказокъ (Вып. I. Предисл. стр. XVII.), явно на основанiи техъ же самыхъ началъ, которыя руководили г. Буслаева въ его изданiяхъ:
Составляя вместе съ "былинами" отрывки стариннаго эпоса, сказки уже потому самому запечатлены прочнымъ художественнымъ достоинствомъ. Въ доисторическую эпоху своего развитiя, народъ необходимо является поэтомъ. Обоготворяя природу, онъ видитъ въ ней живое существо, отзывающееся на всякую радость и горе. Погружонный въ созерцанiе ея торжественныхъ явленiй и исключительныхъ силъ, народъ все свои убежденiя, верованiя и наблюденiе воплощаетъ въ живые поэтическiе образы и высказываетъ въ одной неумолкаемой, отличающейся ровнымъ и спокойнымъ взглядомъ на весь мiръ.
Народныя русскiя сказки проникнуты всеми особенностями эпической поэзiи: тотъ же светлый и спокойный тонъ; таже неподражаемая искуственность описать всякiй предметъ и всякое явленiе по впечатленiю, производимому ими на душу человека; таже обрядность, высказывающаяся въ повторенiи обычныхъ эпитетовъ, выраженiй и целыхъ описанiй и сценъ и т. д.
имя отвлеченнаго духа съ его прогрессомъ, отрицанiя, последовательно выразившагося у Белинскаго фразой, что "гвоздь выкованный рукою человека лучше и дороже лучшаго цветка природы". Перечтите, если желаете проверить взглядъ сороковыхъ годовъ во всехъ его приложенiяхъ и последствiяхъ -- то что онъ говоритъ напримеръ о народной поэзiи славянскихъ племенъ (Т. IV. стран. 106.), то, что онъ говоритъ въ своей капитальной статье о русской народной поэзiи (Т. V. стран. 1.), что говоритъ онъ объ индейской эпической поэзiи (Т. IX. стран. 76.), чтобы видеть до какихъ нелепостей доходилъ отрицательный взглядъ. Еще въ 1840 году, соблюдая еще некоторую умеренность, Белинскiй выражаетъ мненiе, что иностранныя литературы должны остаться и всегда останутся предметомъ предпочтительнаго вниманiя, потомучто общемiровое всегда будетъ выше частнаго, а художественная поэзiя выше естественной или такъ называемой народной... Въ капитальной же статье своей, онъ проводитъ свой взглядъ съ такою последовательностью, которая исчерпываетъ его до крайнихъ крайностей.
Что же -- приходимъ опять, къ поставленному нами вопросу -- что подорвало отрицательный взглядъ, что дало такую повсеместную силу, такой исключительный перевесъ другому взгляду, взгляду, который не можетъ быть названъ иначе какъ органическимъ -- взгляду, съ такой глубиною проводимому г. Буслаевымъ въ его изследованiяхъ? Наука или литература?
________
Органическiй взглядъ имеетъ у насъ также точно какъ и взглядъ отрицательный, также точно какъ и взглядъ положительный свою исторiю, свои зародыши, свои первыя формацiи. Собственно говоря, онъ возникъ единовременно съ отрицательнымъ взглядомъ, возникъ изъ одного источника, но на время затаился и развивался совершенно въ тишине, совершенно изолированно. Вотъ это-то обстоятельство и бросаетъ, кажется намъ, светъ на поставленный нами вопросъ.
Органическiй взглядъ высказался еще въ 1839 году, въ первомъ году возобновленныхъ "Отечественныхъ Записокъ" и притомъ высказался не какъ робкое усилiе, не какъ несложившiйся зародышъ, а блистательно и полно, хотя еще молодо, въ статье о русской народной поэзiи. Имя ея автора не тайна въ кругу литературномъ, но все-таки мы не имеемъ права назвать его до техъ поръ, пока самъ онъ не объявитъ себя авторомъ этого, хотя и юношескаго, но превосходнаго труда. Статья эта до сихъ поръ не потеряла своей цены -- до сихъ поръ одна только съ полнотою обнимаетъ вопросъ о нашей поэзiи и заключаетъ въ себе, словно въ зерне -- все последствiя органическаго взгляда на народную поэзiю въ особенности. Тотъ же самый взглядъ сказывался и въ диссертацiи г. Каткова, и въ диссертацiи г. Буслаева и, съ примесью некоторой односторонности и многихъ увлеченiй, въ филологическихъ трудахъ покойнаго К. С. Аксакова, глумиться надъ которыми могутъ позволить себе только фельетонные поэты по своему невежеству. Съ этимъ же взглядомъ родственны и глубокомысленныя, генiальныя, хоть иногда парадоксальныя, историческiя и филологическiя идеи покойнаго Хомякова... Однимъ словомъ, взглядъ этотъ вовсе не есть что-либо новое, и въ настоящую минуту мы свидетельствуемъ и заявляемъ только победу его а не бытiе.
Отъ чего же победа эта совершилась только теперь, отъ чего въ тиши и незаметно созревалъ и развивался органическiй взглядъ, не смотря на научную даровитость некоторыхъ его представителей (Хомяковъ, Катковъ, Буслаевъ), на добросовестныя работы другихъ?
Пока живъ былъ принципъ отрицательнаго взгляда, органическому взгляду, хотя и существовавшему и постепенно созревавшему, не было и не могло быть никакого хода.
Принципъ отрицательнаго взгляда, принципъ отрицанiя всего местнаго и народнаго въ пользу общечеловеческаго, всего природнаго, непосредственнаго -- въ пользу выкованнаго духомъ, цветка въ пользу гвоздя -- принципъ исторической, нравственной, эстетической и наконецъ общественной (пожертвованiе Турцiи славянствомъ и жертва имъ же австрiйскому жандарму) централизацiи, былъ принципъ односторонне-понятаго гегелизма.
какъ древнiй Кроносъ чадъ своихъ "Gott im Werden", и пока противъ него стоялъ только гегелизмъ правой стороны, наследовавшiй отъ великаго учителя только букву, никакое другое слово кроме слова прогресса не было и не могло быть живымъ словомъ.
Слово же прогресса -- последовательно, есть слово вечнаго, никогда по сущности своей не успокоивающагося отрицанiя, а ограниченно искреннейшаго и жизненнейшаго представителя этого взгляда -- Белинскаго, порою, когда онъ предается всемъ последствiямъ отрицательнаго, централизацiоннаго взгляда, оставляетъ даже самое блистательное свойство его природы, эстетическое чувство! Обращаемъ въ этомъ отношенiи вниманiе читателей нашихъ на разборъ его индейской поэмы: "Наль и Дамаянти"...
Что касается до самой поэмы, -- говоритъ онъ (Т. IX. стран. 76) она -- индейская въ полномъ значенiи слова. Въ ней действуютъ боги, люди и животныя. Боги какъ две капли воды похожи на людей, а люди, ни дать ни взять -- теже животныя. И эти гуси говорятъ и мыслятъ точь въ точь какъ люди, а эти люди въ свою очередь говорятъ и мыслятъ точь въ точь какъ гуси. Гуси здесь не глупее людей, а люди не умнее гусей и т. д.
Такое непониманiе народовъ и поэзiи народовъ было только последствiемъ принципа.
Выдохся и вымеръ самый принципъ, потрясенный въ своей сущности возродившимся въ новыхъ формахъ шеллингизмомъ. Явился, какъ веянiе, какъ сила и органическiй взглядъ, которому суждено можетъ быть раскрыть безпредельную, но несколько смутную глубину этой бездны света, которая сказавшись сначала системою трансцендентальнаго идеализма -- вызвала какъ свое полное дiалектическое развитiе гегелизмъ (но не гегелистовъ), а какъ философiя природы указала только пока еще путь человеческому мышленiю, ибо и философiю мифологiи и "Philosophie der Offenbarung" нельзя еще считать пока ничемъ инымъ, какъ "зiянiемъ бездны", молнiею, озаряющею намъ путь...
во-первыхъ философскою революцiею, паденiемъ одной системы и первымъ проблескомъ иной.
Во-вторыхъ, но и во-вторыхъ -- совершена она столь же органическимъ, растительнымъ явленiемъ -- литературою. Любовь и сочувствiе къ быту народному, къ поэзiи народа, къ преданiямъ и верованiямъ народа, не могла быть возбуждена почастными, хотя и въ высокой степени замечательными соображенiями и изследованiями, а представленiями более или менее целостными, художественнымъ пониманiемъ народа и народности.
во главе котораго стоитъ имя Островскаго, какъ единственнаго до сихъ поръ поэта народныхъ созерцанiй и народныхъ образовъ. Вотъ почему между прочимъ, мы и ставимъ Островскаго со всеми его недостатками, которые мы видимъ можетъ быть больше другихъ, на совершенно особенное место въ современной литературе; почему въ его новомъ слове ценимъ равно и ясно -- отрицательныя (но никакъ не обличительныя) и широкiя, но еще не вполне выяснившiяся положительныя стороны. Вотъ почему кроме Островскаго, въ другихъ деятеляхъ нашей эпохи, какъ напримеръ въ даровитомъ Л. Мее, мы следимъ съ такою любовью эти положительныя стороны. Это уже не надежда, даже не задатки раскрытiя нашей народной сущности, нетъ, -- это уже прямыя художественныя данныя, целикомъ долженствующiя войдти въ наше развитiе, факты завоеванiя нами нашей особности, самостоятельности, народности, единственные наши, после Пушкина и вместе съ Пушкинымъ, вполне народные литературные факты.
_________
Обращаясь къ сочиненiямъ, подавшимъ намъ поводъ къ изложенiю нашихъ взглядовъ на значенiе, въ развитiи нашемъ, изученiя родного нашего быта, мы, по форме должны разделить ихъ на 1) изследованiя (сочиненiя г. Буслаева, г. Шевырева) и 2) на памятники и по духу тоже на две категорiи: 1) на изданiя и изследованiя отмеченныя положительнымъ славянофильскимъ взглядомъ, и притомъ а) славянофильскимъ въ его смутномъ, неочищенномъ виде, какъ "Исторiя словесности" г. Шевырева, и б) славянофильскимъ въ его окончательно-определившемся чистомъ виде (Песни Киреевскаго, Калеки г. Безсонова, Русскiя песни г-жи Кохановской съ примечанiями редакцiи "Русской Беседы". 2) На изследованiя и изданiя, представляющiя собою результаты торжества органическаго взгляда на народъ, народный бытъ, народную поэзiю, изследованiя и изданiя, более или менее замечательныя, но свободно ли сознательно, какъ книга г. Буслаева, подчиненно ли сознательно какъ трудъ г. Афанасьева, наконецъ безсознательно ли выражающiя собою этотъ органическiй взглядъ.
Начнемъ съ первой категорiи явленiй:
Славянофильскiй взглядъ на народъ, его бытъ, исторiю, преданiя, поэзiю -- взглядъ, хотя и несравненно справедливейшiй нежели взглядъ отрицательный, въ сущности сходенъ съ симъ последнимъ темъ, что онъ точно также теоретическiй. Славянофильство теперь уже точно такое же историческое явленiе, какъ и западничество, не брало народъ, какимъ онъ является въ жизни, а искало въ немъ всегда своего идеальнаго народа, обрезывало по условной мерке побеги этой громадной растительной жизни. Славянофильство въ своемъ теоретическомъ ослепленiи подавало руку шишковизму, который велъ прямо къ "Маяку" и "Домашней Беседе"; славянофильство не любитъ въ сущности Пушкина, такъ же точно, какъ г. -бовъ съ одной стороны и г. Аскоченскiй съ другой, и можетъ быть до сихъ поръ еще чуждается современной народной литературы, во главе которой стоитъ Островскiй. По крайней мере, оно ни разу не выражало къ ней, къ этой новой литературе своего сочувствiя. Къ народу и къ народному быту относилось это, впрочемъ весьма почтенное и много добраго сделавшее направленiе, учительно и даже иногда исправительно. народа оно отыскивало только въ до-Петровскомъ быту и въ степяхъ, которыхъ не коснулась еще до сихъ поръ реформа. Купеческаго сословiя, т. е. той среды, въ которой народное развилось вполне самостоятельно въ хорошемъ и дурномъ, въ типическомъ и уродливомъ, въ жизненной, хотя изолированной, (отчего и уродства), полноте и въ жизненномъ же безобразiи, оно не признавало какъ существеннаго явленiя, оно знало только старое боярство и степное крестьянство, стремясь отождествить въ началахъ два эти явленiя въ сущности разнородныя, одно -- отжившее, другое совсемъ не жившее...
Замечательно странно, назидательно и исправительно сказалось это направленiе въ отношенiи къ народному быту, въ "Русской Беседе" 1856 года, въ статье г. Т. Филипова о драме Островскаго "Не такъ живи какъ хочется"... Вот ужъ подлинно, жизни въ этой статье говорилось, не такъ живи какъ хочется, а живи какъ мы велимъ. На одной песне, которой въ народной поэзiи найдется десять противоречащихъ, говорящихъ и про гульбу:
Вешнюю ночку, весь денёчикъ
и про лихую свекровь и про свекра, который
меня мóлоду домой кличетъ...
Ужь ты кличь не кличь, я домой не буду,
Буду ль нетъ ли я, завтра поутру
Свекровь кропотлива
Сама въ землю пòйдетъ...
строилась целая теорiя тупой покорности, какъ идеальнаго начала семьи и быта народнаго...
Эта статья явно въ свое время поднявшая скандалъ, была, статья неофита. Но славянофильство и въ 1860 году осталось вернымъ своей любви къ тому ложу прокруста, на которое клало оно и до котораго дотягивало или по которому обрезывало народъ и народность.
"Беседе" 1860 года, въ двухъ книжкахъ 1-й и 2-й напечатаны две статьи одного изъ первостепенныхъ талантовъ нашей эпохи, ярко даровитой и глубоко-симпатизирующей народу и народности г-жи Кохановской, статьи о русскихъ песняхъ ("Несколько русскихъ песенъ" въ Томе I-мъ, и "Боярскiя песни" въ Томе II-мъ). Статья г-жи Кохановской сама по себе принадлежитъ какъ и самый ея талантъ, къ новому органически-жизненному направленiю. Песни сообщала она, не мудрствуя лукаво, объясняя только ихъ поэтически, высказывая въ своихъ объясненiяхъ и удивительную тонкость чутья и самую широкую любовь къ народу. Первую изъ этихъ статей редакцiя "Русской Беседы" снабдила примечанiемъ и въ одномъ изъ примечанiй, наивнейшимъ образомъ высказались садовники, обрезывающiе произвольные побеги растенiя. Дело въ томъ, изволите видеть, что въ собранiи г-жи Кохановской встретилась песня, решительно неподходящая подъ теорiю безстрастiя, трагическая до мрака и ужаса, песня о мести красной девицы, которая собираясь мстить своему милому, говоритъ:
Я изъ рукъ, изъ ногъ коровать смощу,
Изъ буйной головы яндову скую,
Изъ глазъ его я чару солью,
Изъ мяса его пироговъ напеку;
Созову я беседу подружекъ своихъ,
Я подружекъ своихъ и сестрицу его,
Загадаю загадку неотгадливую:
Ой и что таково:
òмъ я сижу,
На милòва гляжу,
Я милòмъ подношу,
Мúлымъ подчиваю;
А и милъ передо мной,
Песня действительно изъ ряду вонъ; песня, наводящая на мысль, что и у насъ, какъ въ грешной западной жизни бывали временами элементы страстности, доходящiе до чудовищности и зверства, что и у насъ пожалуй въ трагическiя минуты возможна какая нибудь Theroigne de Mirecourt... Песня удивительно поясняетъ узакониваетъ какъ жизненные элементы не людоедство конечно, но страстность многихъ нашихъ великихъ поэтовъ, какъ Пушкинъ и Лермонтовъ, кровавыя желанiя Алеко, лихорадочную жажду крови въ "Братьяхъ разбойникахъ", зверскiе инстинкты Мцыри, холодное наслажденiе образомъ смерти въ боярине Орше, и поясняетъ же необузданность страстныхъ порывовъ "Страшнаго гаданья" и "Муллы Нура" Бестужева, вакханалiи страстности въ Полежаеве, но за то разбиваетъ все теорiи о безстрастномъ смиренiи. Заметьте еще, что чувство мести, выраженное здесь въ чудовищнейшей форме, въ формахъ иныхъ, такъ сказать потише выражается и въ другихъ песняхъ: о красной девице напримеръ, собирающейся высушить милаго не зельями, не кореньями, а своими горючьми слезьми; заметьте, что само славянофильство приводитъ песню тоже не очень нежную, и после этого, поймите что нибудь, если вы только добровольно не закроете себе глазъ теорiею, поймите что нибудь въ следующемъ замечанiи къ песне, сделанномъ редакцiею "Беседы". А замечанiе подписано буквами: А. Х. да и по глубокомысленному, ловкому, хотя ничего не объясняющему космогоническому софизму, не трудно отгадать въ немъ широкiй и блестящiй умъ знаменитаго главы партiи:
Странная песня, -- такъ гласитъ примечанiе, -- и уродливая во всехъ отношенiяхъ. (1) Отрицать ея подлинности нельзя (2) хотя бы даже она была только местною, но такая же точно песня записана и въ другихъ местностяхъ, (3) следовательно она довольно общая въ Великорусской земле. Предполагать позднейшее изобретенiе нетъ причинъ, ни по тону, ни по содержанiю; окончанiе загадки даже какъ будто указываетъ на древность. (4) Что же это такое? (5) Гнусное выраженiе злой страсти, доведенной до изступленiя? (6) Тонъ вовсе не носитъ на себе отпечатокъ страсти и его холодность делаетъ песню еще отвратительнее. (7) Сравнимъ съ нею разбойничью песню, кончающуюся стихами:
На ноже сердце встрепенулося
Красна девица усмехнулася...
Какъ же объяснить ея существованiе? Просто темъ, что она вовсе не песня въ смысле бытовомъ.
Далее кажется служенiе теорiи идти не можетъ. Песня, признаваемая самими коментаторами несомненно подлинною, довольно общею невозможною психически, невозможною въ художественномъ отношенiи, наконецъ вовсе не песнею (съ прибавкою таинственнаго слова: въ смысле бытовомъ).
порокъ направленiя, которое темъ не менее мы уважаемъ едва ли не более всехъ другихъ, долго существовавшихъ теоретическихъ направленiй, и котораго самые промахи поучительны, потомучто и самые промахи происходили изъ источника любви и уваженiя къ народу.
Сказанное нами преимущественно относится къ совершенно-чистому и определенно высказавшемуся славянофильству, къ славянофильству, высказавшемуся въ деятельности Хомякова, двухъ Киреевскихъ (И. В. и П. В.), Аксаковыхъ -- К. С. и И. С. Аксаковыхъ (ибо Аксаковъ-отецъ, авторъ "Семейной хроники" -- просто русскiй художникъ, а не теоретикъ) и некоторыхъ другихъ писателей, более или менее тождественныхъ съ ними по взгляду (А. И. Кошелева, какъ политико-эконома, П. А. Безсонова, Н. П. Г-ва). Погодинъ, явленiе совершенно особое и самостоятельное, самъ глава направленiя во многомъ расходящегося съ славянофильствомъ -- хоть глава, не всегда сознательный, не всегда смело и прямо примыкавшiй къ тому направленiю, которое смело и прямо признавало его главою quand mЙme, вопреки пожалуй даже ему самому, т. е. темъ страннымъ предразсудкамъ, которые оригинальнейшимъ образомъ соединялись въ его взгляде историческомъ и общественномъ съ самымъ широкимъ и жизненнымъ захватомъ, вопреки тому мненiю, которое составлялось о немъ часто въ кружкахъ, по однимъ его предразсудкамъ...
Это же самое направленiе, къ которому принадлежали, по скольку могутъ принадлежать вообще къ какому-либо направленiю художники, Островскiй, Писемскiй, Мей, заявляло временами сочувствiе и къ деятельности С. П. Шевырева.
Говоря по поводу разныхъ изданiй, касающихся быта народнаго, народной словесности вообще и поэзiи народной въ особенности, мы не можемъ миновать вопроса о деятельности г. Шевырева. Прежде всего мы скажемъ честно, что по отношенiю къ его, во всякомъ случае добросовестному, хотя и одностороннему по мысли труду -- труду, написанному съ огромной начитанностью и съ безспорною даровитостью, служащими къ сожаленiю рабски и почти постоянно самому узкому воззренiю, мы не делимъ ни озлобленiя доктринеровъ, ни легкаго тона нашихъ пародистовъ. Для насъ и для нашего журнала все это уже древняя исторiя, къ которой мы относимся очень спокойно. Мненiе наше объ этомъ труде совершенно сходится съ безпристрастнымъ и благороднымъ взглядомъ, высказываемымъ г. Буслаевымъ -- авторитетомъ (если ужь нужны непременно авторитеты), въ деле изученiя русской древней словесности и русскаго быта, самымъ серьёзнымъ въ настоящую минуту. Совершенно разбивая по местамъ критическую методу г. Шевырева, авторъ "Историческихъ очерковъ народной словесности и искусства", умеетъ удержаться всегда въ границахъ должнаго уваженiя къ добросовестности, трудолюбiю и начитанности историка русской словесности, и конечно только такого рода критическому отношенiю, къ почтенному и полезному, хоть и одностороннему по мысли труду, могутъ сочувствовать серьёзные люди.
Что касается до самыхъ "Историческихъ очерковъ русской народности и искусства" г. Буслаева, то мы, не намереваясь теперь делать серьёзную критическую оценку этому капитальному сочиненiю, позволяемъ однако себе несколько замечанiй.
"Повести и преданiя народовъ славянскаго племени", изданныя И. Боричевскимъ, покойный Белинскiй замечалъ между прочимъ следующее (соч. Бел. т. IV, стран. 106).
Кажется излишнее пристрастiе къ народнымъ произведенiямъ славянской фантазiи, заставило г. Боричевскаго отыскивать сходство въ народныхъ славянскихъ поверьяхъ и преданiяхъ съ скандинавскими; но приведенные имъ примеры только доказываютъ ихъ несходство. Если хотите, тутъ есть что-то похожее на сходство; но все близкое къ своему источнику, более или менее сходно, и потому славянскiя преданiя и поверья сходны не только съ скандинавскими, но и съ индейскими, египетскими и т. д.
Время переменилось. Какъ смутныя предчувствiя покойнаго Венелина разрослись въ научно-ясныя положенiя о старобытности славянъ великаго Шафарика, такъ и намеки г. Боричевскаго, уже не намеки, а завоеванные факты въ трудахъ Ф. И. Буслаева, факты неопровержимые, хотя часто и поражающiе еще своей новостью. Одна изъ великихъ заслугъ ученой деятельности автора "Очерковъ", -- введенiе славянской поэзiи, славянскихъ преданiй, славянскаго быта, въ родственные имъ циклы. Другая, столь же огромная заслуга ея заключается въ удивительно ясномъ и даровитомъ разложенiи всего непосредственнаго и растительнаго на органическiе законы. Глубокое изученiе съ одной стороны и необыкновенное чутье съ другой, сообщаютъ высокое значенiе книге г. Буслаева, которую можно упрекнуть только въ томъ, что она не популярна, что она требуетъ самаго серьёзнаго чтенiя, но въ сущности и этотъ упрекъ будетъ справедливъ только вполовину, только какъ желанiе, чтобы даровитый изследователь написалъ для публики книгу более доступную, книгу систематическую. Этого мы въ праве желать, судя по той удивительной ясности и простоте, съ которою авторъ излагаетъ по местамъ различныя стороны своего общаго взгляда на народную словесность и искусство. Светлыя идеи его, облегченныя несколько отъ тяжолой арматуры спецiализма, принесли бы массе въ деле пониманiя народнаго вообще и нашего народнаго въ особенности, неизмеримую пользу.
нить для знакомства съ ними, необходима, а общая потребность этого знакомства -- фактъ очевидный. Все это раскупается, стало-быть, повторимъ въ заключенiе, если и не всеми покупающими изучается, то по крайней мере просматривается съ сочувствiемъ.
(1) Не споримъ, что уродливая, да чтожъ делать-то? съ темъ и возьмите!
(2) Ахъ, какъ это жалко!
(3) Это ужасно!!!
(4) Засвидетельствованiе въ высшей степени добросовестное.
(6) Безъ сомненiя.
(7) Можетъ быть, но за то делаетъ ее песнью северной, великорусской, и можетъ быть указываетъ на органичность, нацiональность холодной страстности Лермонтова, на психическую возможность лютостей Грознаго, на адскiя наслажденiя муками Куролесова, на страшныя явленiя временъ Стеньки и Пугачовщины и т. д. и т. д.