151. А. В. ДРУЖИНИНУ
Июль 1856. Москва
Александр Васильевич!
Немало Вас удивит это послание своим появлением; желательно только, чтобы содержание его не удивило Вас неприятно. - Тотчас же почти по Вашем отъезде разразились надо мною неприятнейшие обстоятельства, которые и заставляют меня обратиться к Вам с просьбою о выручке, обратиться как к собрату, который мне симпатизирует и которому я симпатизирую. Разразись все это до Вашего отъезда, я столь же просто обратился к Вам словесно - ибо скажу Вам правду, что взял в Вас большую веру, больше, чем во всех других, - и это было бы лучше: я знал бы уже теперь верно и основательно a quoi m'en tenir*, ибо Вы принадлежите к числу немногих людей, которые на ветер слов не бросают. Теперь же просьба моя рискует не застать Вас в Петербурге, а кроме как к Вам мне теперь обратиться не к кому: Хомяков и Кошелев уехали в деревню еще прежде Вас: Вы же** единственный из литературных хозяев (вместе с ними), с которыми могут быть прочны мои отношения - ибо прочность есть необходимое условие, без мысли о котором на самую просьбу я бы не решился.
Дело вот в чем.
Вы, может быть, не испытывали, и если нет - то не дай Вам Бог испытывать, -всю подлую тяжесть безвыходной безденежности, соединенной с долгами. Самое гнусное свойство этой болезни еще не в ней самой, а вне ее, в том, что она подрывает самую возможность выхода, лишает сил работать, развивает в душе уныние и хандру. В таком положении нахожусь я часто - но в особенности crescendo его с малолестными посещениями квартальных, - господ, у которых в полцены заложены вещи вроде рояля, шубы, часов, серебра и т. п., - crescendo раздирающее идет теперь в моей жизни.
У меня есть дом, мне принадлежащий, за мною утвержденный, который хотел я заложить для расчистки дел моих: долго будет Вам объяснять, как испортила мне в этом случае дело Московская гражданская палата, т. е. бывший председатель ее Мертваго, - только испортила так, что теперешний председатель ее, хороший знакомый мой по Аксаковым и славянофил, князь Оболенский, несмотря на все желание и на всю законность моего дела, переменить прежнего отказа не может. Всякая другая Палата, Тверская или Петербургская, совершит - да в том и дело-то, что я - из ленивого московского народонаселения не могу найти человека с капиталом, который бы съездил со мною в Тверь дня на три: каково это Вам покажется? Иметь на виду, в глазах - огромную махину, которая может спасти и выручить, и, между тем, по уши вязнуть в нерасчерпимом море неудовольствий, терзаться моральными муками, хандрою - не иметь сил даже писать как следует! Вот гнусное положение, в котором я нахожусь. Вот что Вы можете (если можете) - для меня сделать, и о чем я решился Вас просить.
У Вас - под властию Печаткин, из которого прежде пили кровь и из которого Вы крови пить не намерены, comme de raison***, - но которого можно употребить в пользу приятеля, при некотором убеждении, что приятель не надует. Поэтому вот что я прошу Вас сделать:
1) Или пришлите мне, взявши у Печаткина, вперед в счет: 1) "Сна"1,2) "Статьи о Парфении"2 и вообще в счет работ пятьсот рублей серебром - и чем скорей Вы мне их пришлете, тем скорей пойдут мои работы.
2) Или убедите Печаткина взять в заклад мой дом, т. е. дать мне под оный не менее 2000 рублей серебром (что и давали здесь, только бы в Тверь не ехать) - написавши закладную с причислением десяти - где уже дело и документы видели и совершить готовы, - или мне приехать в Петербург с документами и совершить в тамошней Палате, но в таком случае пришлите мне все-таки денег рублей полтораста 1) на страхование дома, 2) на взнос в думу поземельных и на проезд в Петербург - и опять-таки все это как можно скорее. В таком случае долг мой будет обеспечен "не вольнодумною химерой юности"3, а вещию солидною. Так или иначе, спасайте. Мне все равно, тот или другой способ, ибо присылкою Вы дадите мне средство дотянуться до осени, расплатясь с разными героями - а осенью купец Макаров, мой приятель, обещал, после ярмарки, съездить со мною в Тверь и дать денег.
Помогите, Бога ради, так или иначе, добрый собрат, - к счастию не ведающий разных адских положений жизни, - но вероятно понимающий со стороны их непереносность - а я Вам буду слуга верный!
Ваш Ап. Григорьев.
Пишите же и присылайте вот как для верности: "В Московскую Первую гимназию, что у Пречистенских ворот, - старшему учителю А. А. Григорьеву".
Покойная родительница моя, титулярная советница Татьяна Андреевна Григорьева, духовным завещанием, явленым в Московской гражданской палате, отказала мне, сыну ее Аполлону Александрову, дом свой, приобретенный ею по купчей крепости, совершенной в той же Палате, - с тем, чтобы владел домом сим мой отец, титул(ярный) советник Александр Иванович Григорьев, по смерть свою. Отец же мой от владения отказался, каковой отказ его засвидетельствован в Уездном Суде и обозначен на дух(овном) завещании, равно как на оном же обозначен и ввод меня во владение Московским Магистратом. - Дом - мой, и я имею на оный все документы.
Бывший председатель Московской гражданской палаты г. Мертваго вывел, совершенно безосновательно, на справку запрещения, числящиеся на отце моем по службе, которые по существу закона падают не на мое, а на его имение. Справками дело и запутано - так что в Московской палате его нельзя уже совершить, не дойдя до Сената. Тверская
Печатается по подлиннику: РГАЛИ. Ф. 167 (А. В. Дружинин). Оп. 3. Ед. хр. 150. Л. 13-17 об.
Впервые опубликовано: С. 154—157 (№ 51). См. также Летописи. С. 97-99.
Дата определяется на том основании, что в письме Г. к А. В. Дружинину от 19 сентября 1856 г. (№ 156) оно упоминается как написанное в "июле", после отъезда Дружинина, который уехал из Москвы в Петербург 15 июня 1856 г., согласно его дневнику Повести. Дневник. М., 1986. С. 395).
Сохранилось 7 писем Г. к Александру Васильевичу Дружинину, писателю, критику, журналисту западнического направления. Несомненно, что и Г. и Дружинин имели представление о творчестве друг друга еще с конца 1840-х годов, но поскольку они находились в противоположных общественных лагерях, то и отзывались друг о друге почти одинаково негативно, правда, с уважением к таланту (сводку обоюдных высказываний см. в кн.: Григорьев An. Поли. собр. соч. Пг., 1918. Т. 1. С. 320-321 (примеч. B. C. Спиридонова), и в примеч. П. С. Попова: С. 99). Отношение друг к другу изменилось после личного знакомства, состоявшегося, согласно дневниковой записи Дружинина, 2 мая 1855 г. (Дружинин А. В. Повести. Дневник. С. 335). Дружинин, став редактором журнала "Библиотека для чтения" с 1856 г., пригласил Г. к сотрудничеству; оно состоялось, о чем и повествуют письма Г.
Особенно интенсивно общались Г. и Дружинин в мае-начале июня 1856 г., когда последний находился в Москве и на подмосковной даче в Кунцеве, которую снимал В. П. Боткин (см. примеч. к письму от 26 апреля 1856 г. - № 148). Судя по дневнику Дружинина, Г. неоднократно приходил к ним на дачу, принимал их у себя в городе, водил их в трактиры и в еще более злачные места, делал безуспешные попытки организовать осмотр монастырей и соборов (см. 1—394). На даче велись продолжительные беседы и споры; 18 мая 1856 г. в них принял участие Л. Н. Толстой (см. примеч. 10 к письму от 19 сентября 1856 г. - № 156). Дружинин записал 30 мая 1856 г.: «Вечером являются Григорьев и Эдельсон. Глубокомысленные беседы и водка. Сила воли. Деизм, атеизм и православие. "Нюхание высокого". » (Дружинин А. В. Повести. Дневник. С. 393). В последующие годы отзывы Г. о Дружинине стали более сдержанными, но не враждебными. Сохранились не все письма Г. к Дружинину (последнее известное - от 22 марта 1857 г., № 162). Так, 29 сентября 1858 г. Дружинин писал А. Н. Островскому: "От Ап. Григорьева я получил письмо, пополненное всякого недоразумения, - кажется, он совсем погиб и проку от него никакого не будет" (Летописи. С. 106).
... "Сна"... - Имеется в виду осуществленный Г. перевод комедии Шекспира "Сон в летнюю ночь", который был опубликован Дружининым через год (Библиотека для чтения. 1857. № 8. С. 195-266; ц. р. 31 июля).
2 ... "Статьи о Парфении"... - "Сказание о странствовании... инока Парфения" (см. примеч. 3 к письму от 26 апреля 1856 г. - № 148). Об этой книге Дружинин писал Тургеневу 19 сентября 1858 г., что только "поврежденный" Г. и "московские ханжи" оценили эту "великую поэтическую фантасмагорию, переданную оригинальнейшим художником на оригинальнейшем языке" и ее автора - "высокий талант" на уровне Гоголя (Тургенев и круг "Современника". М., 1930. С. 217).
3 ... "не вольнодумною химерой юности"... - Слова Чичикова из "Мертвых душ" Гоголя (т. 1, гл. 7).
* чего мне держаться
** Вычеркнуто: значит
(фр.).