198. Е. Н. ЭДЕЛЬСОНУ
13 (25) декабря 1857 г. Флоренция
1857.
Дек. 13.
(Дек. 25). Citta dei Fiori - сирень Флоренция.
Теперь два часа ночи - католической ночи на Р. Х., той ночи, которая в католических землях играет роль нашей ночи на Светлое Воскресенье - ибо тут у них ночное Богослужение. Я сейчас только пришел из Duomo1* - значит, пишу о том, что наиболее меня занимало в настоящую минуту.
Начну по обычаю околицей.
Два сорта богопротивной глупости встречаются в русских путешественниках.
Первый сорт - "благоговение" перед волосами Лукреции Борджиа или восторги от того, что правитель Флоренции называется Gon-Faloniere2*, второй3* - приравнение наших Казанских соборов к великим отсадкам человеческого гения и исполинской мощи в памятниках Запада. Не шутя. Раз гуляли мы с весьма умным господином, сенатором Войцеховичем в садах Боболи. И он, и я как-то были настроены ругать заграничную жизнь и поездки за границу. Вдруг попадается нам холуй-соотечественник, некто г. Васильчиков. Желая, должно быть, попасть в наш тон, из уважения к сенаторству Войцеховича и к моему литераторству - он сгоряча-то и хвать х(----- ) по лбу. «Что, дескать, ездить за границу? У нас "Никола Морской" в Петербурге - ничуть не хуже Миланского собора». - Так мы с Войцеховичем и сгорели. Эк его! - нет, значит рано еще желать, чтобы мы, русские, перестали ездить за границу - собачий хвост еще очень виден! И вывез-то ведь что, у(- -) его мать!
Это - маленькое предисловие.
Представь ты себе громадного зверя, в который влезут 2 наших Успенских собора + Благовещенский + Архангельский и в котором поместится Иван Великий так, что еще для Спасо-Наливкинской колокольни место останется. Подле этого зверя, красиво покрытого4* снаружи мраморною инкрустациею, а внутри строгого и даже голого-мраморного, стоит еще прелестнейшая, изящнейшая, легчайшая и громаднейшая колокольня - вся - инкрустация, как старая итальянская мебель! А ведь это еще ломбардская архитектура - резкая, голая, математическая по идее, изящество только инкрустационное по образу выражения, это еще не воздушная сквозная поэзия венского Стефана, не растительная роскошь миланского собора-сада, не то великое и захватывающее дух, что носится под стрелами Собора Пражского - но и в флорентийском Duomo все-таки дивит грамадность, поражает красота.
Заговорил уж, так не могу не высказаться. Несмотря на все это, византийство (но не "Никола Морской") - en germe5* 6*, выполненная покаместь кирпичиком вместо мрамора, вохрой вместо краски, - с трапезною церковью Сергиевской Лавры, с галерейкою Спаса на Новом (можешь себе представить, что я пишу эти святые и милые имена - и слезы так и льются? вот что значит, любезнейший, быть на чужой стороне), -и это я говорю теперь сознательно, а не потому только, что русское начало, хоть и романтическое, у меня и в мозгу и в крови.
Но все-таки не в том дело... Дело в том, что я пошел к ночной обедне католиков, к тому, что у них соответствует нашей Великой Заутрене... Накануне праздника - ни следа того, что называется ожиданием праздника, той благоговейной тишины, которая сменяет в Москве суетню и толкотню хлопот, хозяйственных закупок и проч. к вечеру. Напротив, тут-то их и прорывает - продавцы орут, как будто желая запугать тебя, всей страшной силой итальянского горла, мальчишки поют и свистят польки, - базар ночью на всякой улице.
Я пошел к моим добрым приятельницам Мельниковым (славная семья, хоть и петербургские) тащить их в Duomo. Куда? Меня же они утащили в модную церковь, Сантиссиму Аннунциату - там де музыка и певчие... Покаместь поорали несколько цыганских песен (нам-то ничего, но доктор, который взялся вести нас в церковь и очень ревностный католик - принимал в нашем пении большой интерес!!! Попели. В Аннунциате все, как следует - толпа народу, разгуливающего как в зале собрания), - орган валяет финалы из опер Верди, - солисты откалывают божественные гимны на голос "Frapon a me ricovero"7*. Как опера это довольно плохо, ибо у нас во Флоренции (chez nous a Paris8*) есть на это театры Пергола и Палъяно гораздо лучше, как Богослужение... не люблю я как- то двух дел в одном: е(----------- ), так е(- -), молишься, так молись!.. Утащил я оттуда моих барынь. Пошли в Duomo.
Было что-то такое страшное и величавое в запустении и отсутствии света (тьмой нельзя этого назвать, ибо белые мраморные стены), в немногих лампадах, в немногих посетителях внутри колосса - что я долго сидел, погруженный в целый огромный мир... С удивительною ясностью представлялось мне время лет за 300 назад, когда спирт еще не испарился из католицизма - несмотря на глубокий разврат монахов и Медичисов... Да, а теперь - ты покинут, бедный колоссальный старик, покинут своими детьми, побежавшими слушать плохую оперу в кокетливой Аннунциате... Да!., страшно мелочно здесь настоящее перед прошедшим - во всем, повсюду...
Но не поделом ли ты покинут, старик?.. Не лежали ли в тебе en germe чего никто не слышит, чего они сами не понимают. Не ты ли возжигал костры, когда человеческий разум требовал у тебя отчета? Поделом!..
Все это - мертвые формы и ёрничество. Новое начало идет. Оно соблюдалось покаместь в смирении православием. Широко развернется оно и своими догматами, и своими расколами. Добросовестно я и тем и другим сочувствую - и не пугаюсь уже своего сочувствия к архиерею Андрюшке в рассказе Салтыкова1. Я не знаю, какой цвет и какой плод даст это новое, которое во мне, как и во всей великой и богоспасаемой России, растет - но только у нас еще жизнь живет и растет все, от верования до народной песни. Оттого-то "с нами Бог - разумейте языцы и покоряй-теся", ибо Он "несть Бог мертвых, но Бог живых"2.
Сжать живую силу в определения, хоть и цельные, как все синтетическое, но явно - допотопные, - это так же преступно перед совестью, как и насильно натягивать на себя чужие определения, благо они хорошо выработались... Мало ли что было хорошо?.. Будет еще лучше - только незачем говорить, что оно уж есть, ибо именно в таком-то случае оно и не будет. Есть "море великое и пространное", но и "гадов в нем несть числа". Относиться к гадам с мещанским добродушием еще успеют наши потомки.
Вероятно, по свойственной тебе проницательности, схватывая нить моих рапсодий - ты не заподозришь меня в излишнем сочувствии к "судебной литературе", господствующей у нас теперь3, и к развитию quand meme9*, хоть с "Миной Ивановной"4 (NB. Господи! До чего мы дошли? - порядочные, чистые женщины, не только петербургские, - не стыдятся произносить это постыдное имя.) Опять надеюсь и в пуританизме ты меня не обвинишь - но вот тут-то и центр теперь для меня в моем созерцании, - что "Дуня" Беневоленского5 для меня положительно святая женщина, а Мина Ивановна противна столько же, сколько поборник развития и п(--------- )лиз ее Ванька Панаев, что я знаю теперь внутренне, почему готов поклониться в ноги отцу Парфению и не могу без желчи слышать имя Андрюшки Муравьева...
Глубоко, душевно искренне благодарю тебя и Островского и Потехина за 23 ноября6. Я этот день провел в хандрище необузданной и отдавался ей с какою-то сластию. Две годовщины этого дня меня терзали - одна, когда читалась "Бедность не порок" и ты блевал наверху, другая, когда читалось "Не так живи, как хочется" и ты блевал внизу в кабинете... Эх!., много воды уплыло - и жизнь подчас такая тяжелая и безотрадная ноша, что сбросил бы с большим чувством.
В деятельность нашу в "Библиотеке" я все не верю - и, должно быть, прав, как всегда, в моих предчувствиях... В Петербурге они все приняли с нами надувательную систему, это - факт, подтверждавшийся для меня и имеющий еще подтвердиться рядом многих фактов.
драму навалял Потехин - хоть я, признаться, очень мало его драмам сочувствую - и он существует для того только, чтобы показать, как неблагопристойно утрировать то, что в меру берется гениальным чутьем Сашечки...7
Примечания
Печатается по подлиннику: РГАЛИ. Ф. 1205 (Е. Н. Эдельсон). Оп. 2. Ед. хр. 1. Л. 16-19 об.
Впервые опубликовано (с неточностями): Материалы. С. 199-202 (№ 74).
1 ... к архиерею Андрюшке в рассказе Салтыкова. - Имеется в виду глава "Матушка Мавра Кузьмовна" из цикла М. Е. Салтыкова-Щедрина "Губернские очерки" (впервые опубликована: Русский вестник. 1857. Апрель. Кн. 2. С. 509-570). Речь идет о раскольничьем архиерее Андрюшке Прорвине.
2 ... "несть Бог мертвых, но Бог живых". - Ср. Мф. 22. 32; Мк. 12. 27; Лк. 20. 38.
3 ... в... сочувствии к "судебной литературе", господствующей у нас теперь... - Так Г. называет очерки, повести, рассказы, разоблачающие жульничество в чиновничьем мире; после смерти Николая I стало возможно относительно свободно говорить о таких махинациях; к поверхностно "обличительной" литературе враждебно-иронически относилась и редакция "Современника".
4 ... с "Миной Ивановной"... - Имеется в виду М. И. Буркова, фаворитка гр. В. Ф. Адлерберга, министра императорского двора (фамилия Буркова, вероятно, восходит к немецкой: Burghof - именно этой фамилией ее называет гр. О. Бисмарк, тогдашний прусский посланник в Петербурге // Исторический вестник. 1905. № 3. С. 1037-1038). В подцензурной печати, естественно, ее имя невозможно было упоминать негативно; Г. далее связывает ее имя с И. И. Панаевым, наверное, из-за любви последнего описывать салоны дам петербургского полусвета. А. И. Герцен в "Колоколе" 1857 г. часто иронизировал над Миной Ивановной, за взятки помогавшей просителям добиваться благополучного решения дел. Возможно, именно статьи Герцена и послужили поводом к упоминанию этой дамы Г.
... "Дуня" Беневоленского... - См. "Бедную невесту" А. Н. Островского.
6 ... за 23 ноября. - 23 ноября день св. Александра Невского, именины А. Н. Островского.
7... Сашечки... - т. е. А. Н. Островского.
1* Собора (ит.).
2* Знаменосец (ит.).
3* Вместо зачеркнутого: или
4* Далее вычеркнуто: сверху
5* в зародыше (фр.).
6* набросок (фр.).
7* "Дай мне убежище" (ит.).
(фр.).
9* несмотря ни на что (фр).