242. М. П. ПОГОДИНУ
Между 17 и 28 сентября 1860. Москва
De profundis clamavi ad Те, Domine!1*1
Из присовокупляемого к сему отрывка, который прошу Вас прочесть внимательно, Вы можете убедиться, что нисколько не в розовом свете смотрю я на положение свое и многих в настоящую минуту нашей общественной жизни.
Еще более убедила меня в справедливости моей печальной мысли - та странная роль, которую судьба дала мне в "Р(усском) в(естнике)". Что я сошелся с "Русским) в(естником)" - это Вы, конечно, понимаете. По крайней мере они - отрицательно-честные люди, не тушинские воры. Но вместо того, чтобы тут делать свое, настоящее дело, т. е. быть критиком, - я, как Дементьев, составляю внутренние известия, читаю вступающие в редакцию статьи, веду книги и т. д. - одним словом, сделан каким-то чиновником по особым поручениям и, кажется, исполняю мою обязанность честно и аккуратно. Статья же моя: "Пушкин - народный поэт"2, в ответ на дикую статью Дудышкина, под тем же заглавием3, - статья, которая редакторам весьма нравится и с которой они во всех пунктах согласны - лежит и пролежит, должно быть, до второго пришествия. Потому: литературные интересы -дело НЕНУЖНОЕ.
Стало быть, мне негде и не о чем писать. Я не могу писать в "Современнике", ибо тут центр тушинцев, не могу писать в "Отеч(ественных) зап(исках)", ибо это тоже тушинцы, только вялые и робкие, не могу писать в "Библиотеке", ибо там разводит воду Дружинин и сего для "Библиотеки" достаточно. Вообще я не могу писать нигде - а где могу, там моего рода деятельности - не нужно. Да и это самое место, где я могу работать, выбрал я только как lepis alter2*. много расходящееся и с славянофильством, и с самим "Русским вестником", и с поповщиной - исповедание, может быть, неуясненное окончательно ни для Вас, ни для меня, ни для О**4 (который внешне и довольно подло отдался ту-шинцам), ни для Э**5 (который отупел от праздности), ни для А**6 (который один уцелел, как был) - но тем не менее глубокое и ничем не искоренимое.
Победа и завоевание прочного значения были в наших руках в 1851, 1852, и даже в 1853 годах. Вы и мы равно виноваты3* в том, что выпустили ее из рук. Затем со стороны разных господ {может быть, целой корпорации) воспоследовало приложение правила: "Divide et impera"4*. Это все Вы столь же хорошо знаете, как и я. Видимое дело - что Вам самим тошно без деятельности и без распущенного знамени. В этом я убедился из письма Вашего к А** о газете - но и тут я узнал Вас в удивительном, противуестественном совокуплении Б. А(лмазова) и Никиты Гилярова. Помилосердуйте, отец и голова нашего несуществующего направления - что тут общего? Для Вас, меня, Б. А(лмазова) - один из краеугольных камней цельного верования - Пушкин, неотделимый от всяких и политических и общественных наших взглядов. Для Гилярова, равно как для тушинцев и равно как для попов, и равно как для славянофилов, - вообще для всех теоретиков, Пушкин - скорее предмет ненависти, чем любви и почтения. Поймите Вы это! Вы долго занимались любимым Вашим коньком - мыслию соединения всех партий против будочника. Чем Вам на нее отвечали? Да мысль-то самая - ложна по существу своему, как всякий эклектизм. Будет Вам с этим бессемянным вздором возиться! Пора встать честно и прямо.
Теперь я поведу речь о себе, зовущем Вас на деятельность - в предупреждение всяких обвинений.
Я пил - с каннского, адского отчаяния - но я больше и те, которые с злорадством распространяли, как я пью, - должны знать так же, как я умею не пить.
Я держу любовницу. В переводе на человеческий язык это значит вот что: я несчастливо женат, я, отец чужих детей7, таскаемых по кабакам матерью их, -встретился с женщиной, которая готова со мной в огонь и в воду, которую я честно полюбил за ее же честную любовь. Естественное дело, что я ни за что в мире ее не брошу - да и незачем, говоря только без предрассудков. Если бывают исключительные положения, то уж мое - одно из первых. Я было попробовал, стиснув сердце, - помириться с женой по возврате из-за границы. Чудовище осталось чудовищем, и с тех пор я вполне прав перед Богом, совестью и настоящими людьми.
Я в долгах. Но в сущности - один только долг важен, ибо по заемному письму - да и тот не велик. (Продажа дома очищает как заклад, так и некоторые долги.) За остальные можно на время стерпеть эпитет подлеца.
Ergo5*, ничто не препятствует мне с энергией и фанатизмом отдаться делу.
Какому?
Или восстановлению "Москвитянина".
Или...
О последнем: Или: перетолкуем с Вами, когда Вы меня позовете.
Ваш всегда и единственно Ваш
Аполлон.
Адрес мой: Каткову для передачи мне.
Примечания
Печатается по подлиннику: РГИА. Ф. 1108. Оп. 2. Д. 19 (фонд М. П. Погодина). Л. 1-2.
Впервые опубликовано: Вестник Московского университета. Сер. 9. Филол. 1981. № 6. С. 45^t6.
243).
1 De profundis clamavi ad Те, Domine! - Пс. 129. 1.
2 Статья же моя: "Пушкин - народный поэт"... - См. примеч. 3 к предыдущему письму (№241).
3 ... статью Дудышкина, под тем же заглавием. - См. примеч. 2 к предыдущему письму (№241).
4 о** - А. Н. Островский.
5 Э** - Е. Н. Эдельсон.
6 А** -Б. Н. Алмазов.
7 ... я, отец чужих детей... - См. примеч. 4 к письму Эдельсону, написанному около 11 марта 1861 г. (№ 260); примеч. 3, 4, 6 к письму Погодину от 16—17 октября 1861 г. (№ 266).
1* Из глубины взываю к Тебе, Господи! (лат.).
2* на худой конец (фр.).
3* Далее вычеркнуто: равно
" (лат.).
5* Следовательно (лат.).