Поиск по творчеству и критике
Cлово "VIA"
Входимость: 3. Размер: 115кб.
Входимость: 2. Размер: 8кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 3. Размер: 115кб.
Часть текста: благовонием, тем более что в них вы не встретили бы ни разу обычной надписи: Si il nome christiano portate {Если вы носите христианское имя (итал.).} {3} и т. д. Нельзя сказать также, чтобы кьяссо отличались особенными изяществом и роскошью. Из них под вечер выскакивают обыкновенно на Лунгарно или оборванные синьоры "с чужим ребенком на руках" {4} и с припевом, действующим ужасно на человеческие нервы, если только эти нервы не канаты или не укреплены какой-нибудь крепко всаженной в них теорией - хотя бы теорией, например, английской о вреде безразличной помощи ближним или нашей доморощенной об исключительной помощи соотечественникам. Но теория, как известно, мастерски вьет из человеческих нервов канаты, на которые ничто не действует, даже болезненный, пожалуй, выученный, но лучше сказать, вымученный тон стона синьоры в отребиях, {5} преследующей вас своим sono fame, signer, sono fame {я голодна, синьор, я голодна (итал.).} от Понте-Веккио до Понте делла Тринита и гораздо далее, нагло - но как-то жалко-нагло цепляющейся вам за рукав, поспевающей за вами, как бы вы ни ускоряли...
Входимость: 2. Размер: 8кб.
Часть текста: я вчера на первое Корсо... Расстройство нерв дошло у меня до того, что я готов был плакать, что со мной бывает редко. Когда на площади Санта Кроче показались два-три экипажа с масками да пробежала с неистовым криком толпа мальчишек за каким-то арлекином, когда потом целые улицы даже покрылись масками и экипажами до самого Собора - мне все это показалось как-то мизерным и вовсе не поэтическим. Не шутя! У меня рисовалась наша Масляница - наш добрый, умный и широкий народ с загулами, запоями, колоссальным распутством. В памяти моей оживала зимняя вьюга, Новинское, остроумие разговора фабричных с паяцами, самокаты, песни моей родины, - погребки, в которых мы с Евгением проводили ночи, он в пьянстве и разврате, я - в песнях и разврате - и я был прав. Во всем этом ужасном безобразии даровитого и могучего, свежего племени - гораздо больше живого и увлекающего, чем в последних судорогах отжившей жизни. Мне представлялись летние монастырские праздники моей великой, поэтической и вместе простодушной Москвы, ее крестные ходы и проч. - все, чем так немногие умеют у нас дорожить и что на самом деле полно истинной, свежей поэзии - чему, как Вы знаете, я отдавался всегда со всем увлечением моего мужицкого сердца... Все это вереницей пронеслось в моей памяти: явственно вырисовывались то Новинское, то трактир, именуемый "Волчья долина", у бедного, старого, ни за что ни про что разрушенного Каменного моста, где я, Островский, Кидошенков - все трое мертвецки пьяные - но чистые сердцем - цаловались и пили с фабричными, то Симоновская гора, усеянная народом в ясное безоблачное утро, и опять братство внутреннее, душевное с этим святым, благодушным, поэтическим народом... да! все это заслоняло своей свежестью всякую поддельную поэзию...