Поиск по творчеству и критике
Cлово "FLORENCE"

1. Григорьев А. А. - Протопоповой Е. С., 1 (13) сентября 1857 г.

Входимость: 2. Размер: 8кб.

2. Григорьев А. А. - Эдельсону E. H., 11 (23) сентября 1857 г.

Входимость: 1. Размер: 6кб.

1. Григорьев А. А. - Протопоповой Е. С., 1 (13) сентября 1857 г.

Входимость: 2. Размер: 8кб.

Часть текста: мещане. Нет, просто хандрю, как всегда - хандрю потому, что истинно сознаю себя нравственным уродом, для которого прошедшее до тех пор не перестанет быть настоящим, пока настоящее не будет так полно чем-либо новым, т. е. новой правдою мысли или чувства - что перед ним исчезнет все, что было до него. В Италии мне так же гадко, как будет в Париже через два дня по приезде, как было и будет в Москве... Сначала, как всегда бывает со мною - новость различных впечатлений и быстрота, с которой они сменялись, подействовали на меня лихорадочно-лирически. Я истерически хохотал над пошлостию и мизерней Берлина и немцев вообще, над их аффектированной наивностью и наивной аффектацией, честной глупостью и глупой честностью - плакал на Пражском мосту в виду Пражского Кремля, плевал на Вену и австрийцев, понося их разными позорными ругательствами и на всяком шаге из какого-то глупого удальства подвергая себя опасностям быть слышимым их шпионами, - одурел (буквально одурел) в Венеции, два дни в которой до сих пор кажутся мне каким-то волшебным фантастическим сном. Думаю, что отец показал Вам письмо, писанное прямо после дороги 2 . Скажу Вам вот какую глупость... Если правда, что... ну да нет! уж очень глупо и притом старо, старо, старше старца, старо, как блаженной памяти несостоявшийся спектакль лермонтовского "Маскарада", дико, как он же, т. е. и спектакль и самая драма, глупо как... Страхов! С Венеции уже, именно с ночи, проведенной в гондоле на Canal grande, я вкусил известного блюда, называемого хандрою, которого порции и начали мне подаваться...

2. Григорьев А. А. - Эдельсону E. H., 11 (23) сентября 1857 г.

Входимость: 1. Размер: 6кб.

Часть текста: такой степени половина, что, несмотря на всю твою буржуазию - ничто и никто не может тебя мне заменить. С тех пор, как мы расстались и я остался без тебя, - я это еще лучше понял. Не знаю -нужен ли я тебе духовно, но ты мне ужасно. Впрочем, это нежности - я испытал, что лучше гораздо тебя ругать за гнусные мещанские мысли, которые бы и теперь подверглись с моей стороны страшным ругательствам, если бы. не боялся, что письмо мое попадет в руки к твоей жене, т. е. что ты оное покажешь. Хоть, право, показывать-то нечего. Уж не ждешь ли ты впечатлений? Во-первых, первая лихорадка впечатлительности прошла. Пишу я, правда, целую книжищу "Друзьям издалека" 1 , но в ней прекрасное далеко есть только место или пункт, с которого идет разработка внутреннего вопроса о непосредственности романтизма и о прочем. Пишу я также немало и стихов - но все это после. Жизнь моя замыкается в следующие формулы: учу, учусь, пишу, читаю Шеллинга и езжу верхом миль по 15 (наших верст по 20) в день - и под конец всего, когда все спит вокруг, пишу свою странную поэму, состоящую из сонетов 2 . За всем сим - я хандрю и скучаю, ибо не могу в чужой земле радоваться тому, "что я немец, и у меня есть король в Германии", как гоголевский сапожник Шиллер 3 . Жить (хоть иногда и премилая жизнь) можно только в...