Поиск по творчеству и критике
Cлово "VAGUE"
Входимость: 2. Размер: 39кб.
Входимость: 1. Размер: 6кб.
Входимость: 1. Размер: 89кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 2. Размер: 39кб.
Часть текста: чтоб не отпугивать читателей от своих изданий сомнительной репутацией критика. Даже ближайший друг и единомышленник Григорьева Достоевский, уступая общественному мнению, был вынужден помещать в своих журналах многие статьи своего главного сотрудника без его авторской подписи. Но эти редакционные маневры не могли помочь делу. Ни интригующий псевдоним Трисмегистова, ни поистине трагическая подпись -- "Один из ненужных людей", ни даже совершенно анонимные статьи "Времени" не могли скрыть имени автора. Льва узнавали по когтям. Пародии сатирических изданий и нападки серьезной журналистики на все "парадоксы органической критики" Ап. Григорьева продолжались до тех пор, пока, наконец, общими усилиями его не заставили замолчать. "Я был уволен от критики", констатирует он в своем горько ироническом послужном списке за несколько дней до смерти. Такова, может быть, одна из самых грустных страниц в истории русской журналистики. Таков исключительный случай непонимания, систематической травли и окончательного изгнания из литературы одного из крупнейших европейских критиков новейшей формации, тонкого литературного аналитика-философа, глубокого поэта во всех своих раздумьях и оригинальнейшего новатора в излюбленной им области--изучении и толковании художественного творчества. В истории литературной критики Аполлон Григорьев намечает новую ступень. Его журнальные статьи открывают такие широкие пути в будущее, что только в наши дни,...
Входимость: 1. Размер: 6кб.
Часть текста: меня своим - да я не хотел никогда этого признания. Один человек, с кем у меня все общее, - Островский, да ведь и о нем, по самолюбию подавшем руку Тушинцам, - я, по отношению к себе, могу сказать: А тот, чей острый ум тебя и понимал, В угоду им тебя лукаво порицал 1 . Только, пожалуйства, не подумай, что я себя в Барклаи-де-Толли произвел. Погодин - единственный мой политический вождь, так гнусно падок до популярности, что из рук вон. Подумай-ка - много ли людей серьезно ищущих правды? Есть вопрос и глубже и обширнее по своему значению всех наших вопросов -и вопроса (каков цинизм?) о крепостном состоянии, и вопроса (о ужас!) о политической свободе. Это - вопрос о нашей умственной и нравственной самостоятельности. В допотопных формах этот вопрос явился только в покойнике "Москвитянине" 50-х годов - явился молодой, смелый, пьяный, но честный и блестящий дарованиями (Островский, Писемский и т. д.)... О, как мы тогда пламенно верили в свое дело - какие высокие пророческие речи лились, бывало, из уст пьяного мертвецки Островского, как безбоязненно принимал на себя тогда старик Погодин ответственность за свою молодежь - как сознательно, несмотря на пьянство и безобразие, шли мы все тогда к великой и честной цели!.. Пуста и гола жизнь после этого сна... В том, что это допотопное бытие возродится в новых стройных формах, - я убежден крепко, да ведь утешения-то в этом мне мало. Постарайся, если ты хочешь увидать эти элементы, сойтись покороче с Островским. Глубокий и честный мыслитель Ренан говорит не раз с отчаянием: "II n'y a que des pensees etroit(e)s qui regissent le monde"...* 2 Судьба мыслей широких - жить для будущего, выполняться мало-помалу, по частям. Что тебе сказать о себе? ...
Входимость: 1. Размер: 89кб.
Часть текста: и скорбны были эти похороны, ибо мрачна и скорбна была самая минута эпохи. Мысль, воспитавшаяся въ потаенной и отчаянной борьбе съ гнетомъ и давленiемъ, дошла до крайнихъ пределовъ отрицанiя -- но до крайнихъ же пределовъ своихъ дошолъ и гнетъ. Тяжело было дышать въ спертомъ и гадкомъ воздухе. То была тьма непроходимая, въ которой свои не признавали своихъ. Вспомните гробовое молчанiе у гроба великаго бойца: въ минуту смерти его помянулъ словомъ сочувствiя, очевиднаго сквозь казенщину брани, -- только одинъ изъ такъ-называемыхъ враговъ его, Погодинъ, въ своемъ "Москвитянине". Странное было время, когда благороднейшiе по мысли люди могли высказывать симпатiю только подъ прикрытiемъ условныхъ упрековъ, пролить горячую слезу только подъ условiемъ сохраненiя форменнаго выраженiя физiономiи. Какъ не похоже оно на то время, въ которое живемъ мы, въ которое по поводу смерти Хомякова, одинъ изъ вечныхъ опонентовъ и такъ-называемыхъ враговъ покойнаго заключилъ свое симпатически-горячее возвестiе о его смерти своими какъ и всегда полновесными словами: "Плохо воспоминаетъ нашъ северъ своихъ лучшихъ людей!" Молодому поколенiю, воспитавшемуся подъ иными условiями, уже многое непонятно въ той эпохе, которую пережили мы; последующему поколенiю эта эпоха будетъ еще непонятнее. Ея страданiя, ея глухая и потаенная борьба, крайности, до которыхъ доходила она въ своихъ подавленныхъ и темъ более упорныхъ стремленiяхъ -- ея болезненныя реакцiи... все это отойдетъ скоро, если уже не отходитъ въ область чисто историческаго вместе съ крепостнымъ правомъ, административною централизацiею и бумажнымъ закрытымъ судопроизводствомъ... Въ ней, въ этой мрачной эпохе, все -- борьба, борьба мысли съ фактомъ. И мысль и...