Поиск по творчеству и критике
Cлова начинающиеся на букву "Р"

1. Носов С.Н.: Аполлон Григорьев - судьба и творчество. Глава VI. Новый, петербургский период творчества. Развитие исторических и общественных взглядов

Входимость: 1. Размер: 46кб.

Часть текста: признанию, пустился с ним с первого же дня встречи «во все тяжкие». «И шло такое кружение время немалое. Повторю опять, что все к этому кружению было во мне подготовлено язвами прошедшего, бесцельностью настоящего, отсутствием будущего»,— пишет Григорьев Погодину, с тоской признаваясь: «Но если б Вы знали всю адскую тяжесть мук, когда придешь, бывало, в свой одинокий номер после оргий и всяческих мерзостей. Да! Каннскую тоску одиночества я испытывал.— Чтобы заглушить ее, я жег коньяк и пил до утра, пил один, и не мог напиться. Страшные ночи! Веря в Бога глубоко и пламенно, видевши его очевидное вмешательство в мою судьбу, его чудеса над собою, я привык обращаться с ним за панибрата, я — страшно вымолвить — ругался с Ним, но ведь он знал, что эти стоны и ругательства — вера» 1 . С годами кутил Григорьев все более мрачно, до последней степени теряя в периоды загулов душевное равновесие. И не только ощущение недостижимости идеалов, ощущение собственной ненужности современной литературе и русскому обществу в целом может быть названо среди истоков столь частых в жизни Григорьева дней и недель гнетущей тоски, безудержного запоя и отчаяния. Давила и угнетала — точно так же как и личная драма, драма неудавшейся семейной жизни, безответной любви, рана которой так и не заживала,— жизнь на краю нищенства, существование...

2. Григорьев А. А. - Страхову Н. Н., 19 января 1862 г.

Входимость: 1. Размер: 7кб.

Часть текста: отплатить этому обществу за помощь, мне раз оказанную 3 . И точно, отплатил бы с процентами. Мои лекции собрали для здешних бедных 320 рублей серебром. Не знаю, принесут ли столько чтения, которые мы с Федоровым хотим теперь устроить в пользу Фонда. Дело в том, что здесь плохо понимают, что такое Литературный фонд. Генерал-губернатор 4 просил меня (т. е. приказал) читать лекции в пользу бедных города Оренбурга. Что тебе сказать о них? Идеи мои о Пушкине ты более или менее знаешь, -импровизаторская способность во мне как-то с летами укрепляется, - презрение мое ко всякой публике, не только к оренбургской, - чрезвычайно прочно. Стало быть, я достигал тех результатов, каких сам хотел. Первая лекция, направленная преимущественно против теоретиков, - а здесь как и везде, все, кто читают, их последователи, - привела в немалое недоумение. Вторая кончилась сильнейшими рукоплесканиями. В третьей защитою Пушкина как гражданина и народного поэта Я озлобил всех понимавших до мрачного молчания. В четвертой я спокойно ругался над поэзией "о Ваньке ражем" и о "купце, у коего украден был калач", обращаясь прямо к поколению, "которое ничего, кроме Некрасова, не читало", а кончил насмешками над учением о соединении луны с землею и пророчеством о победе Галилеянина, о торжестве царства Духа - опять при сильных рукоплесканиях. Что ни одной своей лекции я заранее не обдумывал - в этом едва ли ты усумнишься. Одно только и было мною заранее обдумано - заключение. Народу было у меня постоянно много, но, конечно, было бы вдвое более, если б я объявил, что буду х(- -) показывать или слона приведу. За лекциями воспоследовали, конечно, обычные почести, каковы суть зов на вечер и на обед к Безаку, который щеголял передо мною своей памятью, читая целые тирады из "Бахчисарайского фонтана" и "Онегина". Впрочем, он точно умный и простотою обхождения замечательный человек. Для чего же я...

3. Григорьев А. А. - Погодину М. П., 27 октября (8 ноября) 1857 г.

Входимость: 1. Размер: 11кб.

Часть текста: Но не из восклицаний, а из подробного донесения обо всем, что я делаю и о чем надумался, должно состоять сие письмо... На воспитание князька я взглянул, благодаря моей страстной натуре, весьма серьезно и с начала, еще более серьезно гляжу теперь. Но еще до сих пор я то прихожу в горькое отчаяние, то преисполняюсь надежд паче меры и середины никак не найду - и не думайте, чтобы виною этого было отсутствие середины только во мне самом. Нет! представьте Вы себе, что он один день поразит меня ж способно-стию понять серьезное в науке и в жизни, сочувствием высокому и прекрасному, -другой день, мне приходится толковать* с ним буквально как Чичиков с Коробочкой, до поту лица, до желчи 2 , - на третий день он опять поразит меня добровольным, искренним отречением от пошлости и глупости, которую накануне никак не хотел признавать за пошлость и глупость, а на четвертый - в его мышлении или чувстве выскочит новая пошлость или глупость, с которой опять борись и так usque ad infinitum**. Да! поистине "удобнее есть вельбуду сквозе уши иглиные пройти, не-же богату внити в царствие небесное"... 3 Но не даром же Господь наложил на меня эту задачу - ибо даром ничего в жизни не бывает. Над натурою же этой поработать стоит: он умен и даровит - и не одной только внешней даровитостью - ибо иначе откуда бы у него образовалась привязанность ко мне, фанатику такого взгляда на жизнь, который радикально противоречит его взглядам (ибо у него уж есть взгляды - в этом-то и горе). Кто виноват в этих взглядах? Отчасти княгиня - честнейшая из итальянских кухарок, исключительно преданная идее узенького домашнего долга, отчасти Бель, честнейший же человек или, лучше сказать, дядька. Любопытно, что два этих честнейших...

4. Григорьев А. А. - Погодину М. П., 26 августа - 7 октября 1859 г.

Входимость: 2. Размер: 39кб.

Часть текста: т. е. на наши деньги 1500 р. Из них я половину отослал в Москву, обеспечив таким образом, на несколько месяцев, свою семью; до 400 пошло на уплату долгов - остальные промотаны были в весьма короткое время безобразнейшим, но благороднейшим образом, на гравюры, фотографии, книги, театры и проч. Жизнь я все еще вел самую целомудренную и трезвенную, хотя целомудрие мне было физически страшно вредно - при моем темпераменте жеребца; кончилось тем, что я равнодушно не мог уже видеть даже моей прислужницы квартирной, с(ин)ьоры Линды, хоть она была и грязна, и нехороша. Теоретическое православие простиралось во мне до соблюдения всяких постов и проч. Внутри меня, собственно, жило уже другое - и какими софизмами это другое согласовалось в голове с обрядовой религиозностью - понять весьма трудно простому смыслу, но очень легко - смыслу, искушенному всякими доктринами. В разговорах с замечательно восприимчивым субъектом, флорентийским попом 3 , и с одной благородной, серьезной женщиной 4 - диалектика увлекала меня в дерзкую последовательность мысли, в сомнение, к которому из 747 Х 1 2 расколов православия (у comptant 1* и раскол официальный) принадлежу я убеждением: оказывалось ясно как день, что под православием разумею я сам для себя просто известное, стихийно-историческое начало, которому суждено еще жить и дать новые формы жизни, искусства, в...

5. Парадоксы органической критики (Письма к Ф. М. Достоевскому)

Входимость: 1. Размер: 93кб.

Часть текста: В последнее время между мной и тобою возникло несколько, не скажу разногласий, но недоумений насчет нескольких же вопросов, относящихся к русской литературе, а стало быть, и к искусству вообще, и стало быть, - так как искусство есть, с одной стороны, органический продукт жизни и, с другой, ее органическое же выражение, - то и к жизни вообще. Поводом к таким недоразумениям были те крайние последствия органического взгляда на литературу вообще и на русскую литературу в особенности, которые высказать со всею искренностью и со всею обычною моей дерзостью я считал и считаю до сих пор необходимым. Всякая мысль, если она родилась органически, а не голо-логически, должна вполне совершить свой органический же процесс, ну, хоть для того, чтобы выяснилось ее уродство в кругу других организмов и чтоб она была признана за органического урода. Взгляд мой на мысль, родящуюся голо-логически, гуляющую на полной логической свободе, равнодушно решающую ad libitum 1 , т. е. pro или contra, вопрос вроде: an non spiritus existant? 2 - как это потребуется обстоятельствами, или даже просто личным капризом ее производителей (родителями их назвать никак невозможно), - взгляд мой на такую всегда собою владеющую и дешево достающуюся мысль тебе достаточно известен, равно как известна тебе моя глубочайшая вражда ко всему тому, что под конец вырастает из подобного голо-логического процесса, т. е. к теории с ее узостью жизненного захвата и с ее деспотизмом, готовым идти до террора, с ее каким-то анатомическим равнодушием при резке всякого живого мяса (все это я говорю, конечно, чисто в литературном отношении), с ее прокрустовыми ложами, ради которых растягивается или урезывается все, что не по их мере, с ее, наконец, умилительным самодовольством, услаждающимся пятью умными книжками... Теперь, кажется,...