Поиск по творчеству и критике
Cлово "SIE"
Входимость: 3. Размер: 76кб.
Входимость: 2. Размер: 331кб.
Входимость: 2. Размер: 93кб.
Входимость: 1. Размер: 9кб.
Входимость: 1. Размер: 14кб.
Входимость: 1. Размер: 88кб.
Входимость: 1. Размер: 62кб.
Входимость: 1. Размер: 106кб.
Входимость: 1. Размер: 17кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 3. Размер: 76кб.
Часть текста: критикой". А между темъ ни парадоксальности въ мысли, ни злонамеренности противъ критики нашей тутъ нетъ нисколько, а есть только настоящее дело. Критика -- скажутъ мне -- однакоже сразу заметила появленiе въ литературе автора "Военныхъ расказовъ", "Детства и отрочества" и проч.? Да еще бы ужь она и появленiя-то такого новаго, оригинальнаго, сразу явившагося съ "словомъ и властiю" таланта не заметила!.. Она пожалуй даже "приветствовала" новый талантъ, какъ действительно новый, свежiй и сильный, пожалуй "заявила" свое сочувствiе къ нему и проч... Да ведь "приветствовать" и "заявлять сочувствiе" -- дело весьма легкое, штука такъ-сказать казеннейшая изъ казенныхъ. Задача критики, если только она точно критика, не въ томъ только, чтобы "приветствовать" и "заявлять сочувствiе", хоть у насъ и это иногда -- подвигъ похвальный, часто смелый, на который редко кто решится первый, по крайней мере печатно: ведь это нето-что брань, къ которой мы замечательно привыкли, потомучто она "на вороту не...
Входимость: 2. Размер: 331кб.
Часть текста: оба в одно время почувствовали необходимость передать друг другу впечатления от повести автора, которому равно горячо сочувствуем. Оказалось так много сходства в наших впечатлениях, что я по всему праву даю моей критической статье форму писем к вам. Это, во-первых, избавляет от необходимости -- почему впрочем считается это необходимостью? -- излагать содержание повести, известное вероятно всему читающему русскому миру; во-вторых, от казенной манеры начинать -- так или в подобном роде,-- что талант Тургенева давно принадлежит к числу талантов, наиболее любимых публикою и проч. и проч... Когда талант какого-либо писателя горячо любит и высоко ценит критик,-- подобный прием ему особенно противен. Тут может быть возникнет сейчас же вопрос: имеет ли право критик говорить о таланте, который он горячо любит и высоко ценит, не перестает ли он быть м отношении к такому таланту критиком, т. е. лицом судящим, взвешивающим, оценивающим, указывающим недостатки и промахи? Такой вопрос конечно может возникнуть только в кружках, ничего не питавших кроме критических статей гг. Греча, Кс. Полеваго, Булгарина, Сенковского и иных, приучивших публику их читавшую и поныне еще может быть читающую, к извинениям в случаях их особенного расположения к тому или другому из авторов -- да в кружке замоскворецких или коломенских барышень, которые всегда думают, что им сказали что либо "в критику" -- но все же ведь он, этот пошлый вопрос, может возникнуть... потому что, при малой развитости понятий в большей части нашей публики, еще не привыкли уметь отделять расположение к дарованию от расположения к личности. Даже Белинский не успел приучить...
Входимость: 2. Размер: 93кб.
Часть текста: походке пешеходцев. Один только человек не имел в это время определенной цели и шел по Невскому для того, чтобы идти по Невскому. Он вышел из кондитерской Излера, {1} довольно медленно сошел по ступеням чугунной лестницы, поднял бобровый воротник своего коричневого пальто, вероятно почувствовавши холод, надвинул почти на глаза шапку с меховою опушкою и, заложив руки в карманы, двинулся по направлению к Полицейскому мосту. {2} Двинулся - сказал я, - потому что в самом деле было что-то непроизвольное в походке этого человека; без сознания и цели он шел, казалось повинуясь какой-то внешней силе, сгорбясь, как бы под тяжестью, медленно, как поденщик, который идет на работу. Он был страшно худ и бледен, и его впалые черные глаза, которые одни почти видны были из-под шапки, только сверкали, а не глядели. Изредка, впрочем, останавливался он перед окнами магазинов, в которых выставлены были эстампы, и стоял тогда на одном месте долго, как человек, которому торопиться вовсе некуда, которому все равно, стоять или идти. Но и глядя на эстампы, он, казалось, не глядел на них, потому что на лице его не отражалось ни малейшей степени участия или интереса. Во время одной из таких остановок двери магазина, перед окнами которого он стоял, отворились, и из них выпорхнула женщина, которое появление заставило бы всякого, кроме его, выйти из апатии. Черты лица ее были так тонки, цвет кожи так прозрачен, походка так воздушно-легка, что она могла бы показаться скорее светлою тенью, тончайшим паром, чем существом из плоти и костей, если бы яркие, необыкновенно яркие голубые глаза не глядели так быстро и живо, что в состоянии были бы, взглянувши на человека, заставить его потупиться. Она была одета легко и даже слишком легко, потому что все, что было на ней мехового,...
Входимость: 1. Размер: 9кб.
Часть текста: виноват!" 1 В ней -романист высказал в образах или, лучше сказать, в призраках то же, что еще прежде высказывал в парадоксах мыслитель, ту основную мысль, что виноваты не мы, а та ложь, сетями которой опутаны мы с самого детства. Сколько ума, расточенного на отрицание высшего двигателя человеческой деятельности, свободы и сопряженной с нею ответственности, - сколько меткой злости, потраченной на то, что злости не стоит, сколько грусти, но не любовной, а эгоистической грусти - грусти не за святыню человеческого духа, а скорее за мелочное самолюбие! Но эта книга -важный факт; крайняя исповедь убеждений. Из нее следует, 1) что человек, глубоко чувствующий и горящий жаждою деятельности, должен обречь себя на бездействие, что следственно честный человек - синоним с бесплодным человеком; 2) что женщина - единственная задача жизни для мужчины и наоборот, а что вне этой задачи для того и другой - остается только умирать в безмолвном и гордом спгра-даньи, как выразился поэт этого направления 2 - 3) что никто и ни в чем не виноват, что все условлено предшествующими данными и что эти данные опутывают человека, так что ему нет из них выхода, ибо "привычка есть цепь на человеческих ногах". Одним словом, человек - раб и из рабства ему исхода нет. Это стремится доказывать вся современная литература, - это явно и ясно высказано в "Кто виноват"... Странно, в высшей степени странно было совместное появление этих двух книг, так противуположных по тону и по направлению. Жизнь, общество и литературу, разменявшиеся на мелочь, должны были нежданно изумить и строго-искренний тон и содержание Вашего предисловия. - Помнится, предисловие к 2-му изданию "Мертвых душ" произвело такое же изумление. И действительно, как же не изумиться? Художник придает общественную важность своему делу,...
Входимость: 1. Размер: 14кб.
Часть текста: камнем пал И вновь со дна затихшую подъял Змею страданий… Длинный ряд картин Печальною и быстрой чередой проносятся предо мной… То — образы давно прошедших лет, То — сны надежд, то — страсти жаркий бред, То радости, которых тщетно жаль, То старая и сладкая печаль, То всё — чему в душе забвенья нет! И стыдно мне, и больно, и смешно, Но стонов я не в силах удержать И к призракам, исчезнувшим давно, Готов я руки жадно простирать, Ловить их тщетно в воздухе пустом И звать с рыданьем… 2 Вот он снова — дом Архитектуры легкой и простой, С колоннами, с балконом — и кругом Раскинулся заглохший сад густой. Луна и ночь… Всё спит; одно окно В старинный сад свечой озарено, И в нем — как сон, как тень, мелькнет подчас Малютка ручка, пара ярких глаз И детский профиль… Да! не спит она, — Взгляните — вот, вполне она видна — Светла, легка, младенчески чиста, Полуодета… В знаменье креста Сложились ручки бледные!.. Она В молитве вся душой погружена… И где ей знать, и для чего ей знать, Что чей-то взгляд к окну ее приник, Что чьей-то груди тяжело дышать, Что чье-то сердце мукою полно… Зачем ей знать? Задернулось окно Гардиною, свеча погашена… Немая ночь, повсюду тишина… 3 Но вот опять виденье предо мной… Дом освещен, и в зале небольшой Теснятся люди; Мирный круг своих...
Входимость: 1. Размер: 88кб.
Часть текста: -- Отношение критического сознания к романтизму. -- Гегелизм (1834--1840) IX "Романтизм, -- писал Белинский в заключительной статье "Литературных мечтаний", -- вот первое слово, огласившее пушкинский период; народность -- вот альфа и омега нового периода. Как тогда всякий бумагомаратель из кожи лез, чтобы прослыть романтиком; так теперь всякий литературный муж претендует на титло народного писателя. Народность -- чудное словечко! Что перед ним ваш р о мантизм! В самом деле, это стремление к народности весьма замечательное явление. Не говоря уже о наших романистах, и вообще новых писателях, взгляните, что делают заслуженные корифеи нашей словесности: Жуковский, этот поэт, гений которого всегда был прикован к туманному Альбиону и фантастической Германии, вдруг забыл своих паладинов, с ног до головы закованных в сталь, своих прекрасных и верных принцесс, своих колдунов и свои очаровательные замки -- и пустился писать русские сказки... Нужно ли доказывать, что эти русские сказки так же не в ладу с русским духом, которого в них слыхом не слыхать и видом не видать, как не в ладу с русскими сказками греческий или немецкий гекзаметр?.. Но не будем слишком строги к этому заблуждению могущественного таланта, увлекшегося духом времени: Жуковский вполне совершил свое поприще и свой подвиг: мы больше не вправе ничего ожидать от него. Вот другое дело Пушкин: странно видеть, как этот необыкновенный человек, которому ничего не стоило быть народным, когда он не старался быть народным, теперь так мало народен, когда решительно хочется быть народным; странно видеть, что он теперь выдает нам за нечто важное то, что прежде бросал мимоходом, как избыток или роскошь. Мне кажется, что это стремление к народности произошло из ...
Входимость: 1. Размер: 62кб.
Часть текста: критика наша -- не въ лице даже одного генiальнаго своего представителя Белинскаго, а вообще, начиная отъ Полеваго и кончая г. -бовымъ, сделала такъ много для нашего умственнаго развитiя, такъ твердо и сознательно толкала насъ впередъ, такъ решительно стояла почти всегда no духу своему въ уровень съ критикою германскою и неизмеримо выше критики французской, такъ положительно наконецъ заявляла иногда свою самостоятельность, -- что принадлежитъ уже къ числу техъ немногихъ явленiй нашей духовной жизни, которыя безъ малейшаго опасенiя за ихъ бытiе, могутъ быть подвергаемы анализу, суду и пересмотру. Мы смело можемъ теперь отделять въ результатахъ ея деятельности шелуху отъ ядра, пшеницу отъ плевелъ, не боясь того, что "восторгая" плевелы -- "восторгнемъ" пожалуй и пшеницу... Было время, что критика наша стояла во главе всего нашего развитiя, мы разумеемъ конечно критику литературную. Эта роль принадлежала критике въ то время, когда въ литературе и притомъ исключительно въ литературе, совмещались для насъ все серьёзные духовные интересы, когда критикъ, не переставая ни на минуту быть литературнымъ критикомъ, въ тоже самое время былъ и публицистомъ, когда его художественные идеалы не разрознивались съ идеалами общественными. Этимъ -- кроме своего огромнаго таланта -- былъ такъ силенъ Белинскiй въ его эпоху, что все другiя убежденiя, кроме его убежденiй и все другiе взгляды, кроме его взгляда, не считались и не могли считаться благородными и современными убежденiями и взглядами. Кто не видалъ въ Пушкине, Гоголе, Лермонтове того, что виделъ въ нихъ Белинскiй -- попадалъ неминуемо въ число ограниченныхъ, отсталыхъ людей и даже мраколюбцевъ. И тогда -- это было совершенно нормально, потомучто литература была...
Входимость: 1. Размер: 106кб.
Часть текста: восемь часов. Раздался оглушительный и неприятный крик огромного насекомого, которое зовут дилижансом. Дверь ограды отворилась и оттуда вышел человек. При появлении этого человека одна из гувернанток, которых всегда так много на дачах, высокая, длинная и худая, приставила к глазу лорнетку. Ее примеру последовала и другая, низенькая и довольно толстая, с которой любезничал какой-то поручик. Только, впрочем, и было замечательного при выходе из ограды этого человека. Одна из гувернанток скоро обратилась с лорнетом в другую сторону, другая заметила сквозь зубы: - On le voit tres-sauvent. {- Его часто видать (франц.).} - C'est un habitue, {- Это завсегдатай (франц.).} - подхватил офицер. Разговор тем и кончился. Человек, который вышел из-за ограды, вероятно на призыв дилижанса, был довольно высок ростом и одет очень изящно, хотя немного странно, немного эксцентрически. На нем был черный бархатный однобортный сюртук, застегнутый почти доверху, небрежно повязанный легкий шелковый платок с большими отложными воротничками; черные перчатки обтягивали его до невероятности маленькую руку; в правой была у него палка огромной величины с искусно вырезанным черепом из слоновой кости вместо ручки. Черная бархатная фуражка без козырька, густая черная борода, довольно живописно падавшая на голландскую рубашку, и гладко остриженные волосы придавали ему какой-то особенный, оригинальный ...
Входимость: 1. Размер: 17кб.
Часть текста: слогом, с более или менее замечательными личностями: вознаграждала ли меня это благая судьба за недостаток собственной, весьма небогатой событиями жизни, хотела ли она дразнить меня чужой жизнию, так или иначе, только на муку читателей «Репертуара» вот уж второй год я рассказываю им повести: без начала, без конца и без морали;{258} повести о моих знакомых, преимущественно - хороших. Не знаю, нравится ли это им, - то есть и моим читателям, и моим знакомым, но сам я, давно не читая ровно ничего, привык с наслаждением читать живые, ходячие книги и передавать прочтенное мною другим. В этом деле я дилетант в полном смысле слова… Итак, вот вам еще одна из моих встреч. Это было осенью 1844 года. Петербург еще не бросил своих глупых дач, а погода уже была прескверная. До открытия оперы оставалось еще две добрых недели. Мне, человеку par excellence[по преимуществу (фр.).] праздному на свете, решительно некуда было деваться. Но у меня образовалась привычка, чудовище привычка, как называет ее Гамлет{259},- привычка два раза в неделю непременно бывать в одном довольно грязном трактире на одном из островов петербургских и постоянно внимательно смотреть на эквилибрически-акробатические представления и восхождения по канату. К этому роду удовольствия приучил меня один мой добрый приятель Ф. В., которого русская хандра и богатство сделали чистым англичанином, которому приелось решительно все, кроме акробатических довольно грязноватых представлений и круглого бильарда. Его жизненная философия была очень проста: он любил больше...