Поиск по творчеству и критике
Cлово "1800"
Входимость: 2. Размер: 73кб.
Входимость: 1. Размер: 331кб.
Входимость: 1. Размер: 33кб.
Входимость: 1. Размер: 14кб.
Входимость: 1. Размер: 60кб.
Входимость: 1. Размер: 22кб.
Входимость: 1. Размер: 10кб.
Входимость: 1. Размер: 25кб.
Входимость: 1. Размер: 5кб.
Входимость: 1. Размер: 9кб.
Входимость: 1. Размер: 17кб.
Входимость: 1. Размер: 19кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 2. Размер: 73кб.
Часть текста: пояснить его силу же и влияние на поколение, нам предшествовавшее. Мне хотелось вместе с тем сколь возможно искренне изложить свои верования в отношении к тому, что я привык называть веяниями жизни, изложить прямо и смело, пожалуй, на потеху и глумление наших позитивистов или нигилистов. Да! исторически живем не "мы как индивидуумы", но живут "веяния", которых мы, индивидуумы, являемся более или менее значительными представителями... Отсюда яркий до очевидности параллелизм событий в различных сферах мировой жизни - странные, таинственные совпадения создания Дон-Кихота и Гамлета, {1} революционных стремлений и творчества Бетховена {2} и проч. и проч... Отсюда солидарность известных идей, мировая преемственная связь их, и мало ли что отсюда такого, друг Горацио, О чем не смеет грезить ваша мудрость {3} и что она отвергает только потому, что не наловила достаточно хвостиков и по ним не добралась до общего хвоста... Сила в том, что трансцендентализм был силой, был веянием, уносившим за собою все, что только способно было мыслить во дни оны. Все то, что только способно было чувствовать, уносило другое веяние, которое за недостатком другого слова надобно назвать романтизмом. В сущности то и другое - трансцендентализм и романтизм - были две стороны одного и того же. Об этом, впрочем, рассуждал и писал я так много, {4} что если бы принялся рассуждать еще раз, то неминуемо должен был бы впасть в повторение. Потому для того, чтобы уяснить моим читателям сущность романтического веяния, я избираю путь повествования вместо пути рассуждения. Перенесемтесь в конец двадцатых и в начало тридцатых годов. На сцене перед нами, во-первых, великая и вполне уже почти очерченная физиономия первого цельного выразителя нашей сущности, Пушкина. Он дозрел уже до "Полтавы" - в его портфеле уже лежит, как он (по преданиям) говорил, "сто тысяч и бессмертие", т. е. "комедия о...
Входимость: 1. Размер: 331кб.
Часть текста: прием ему особенно противен. Тут может быть возникнет сейчас же вопрос: имеет ли право критик говорить о таланте, который он горячо любит и высоко ценит, не перестает ли он быть м отношении к такому таланту критиком, т. е. лицом судящим, взвешивающим, оценивающим, указывающим недостатки и промахи? Такой вопрос конечно может возникнуть только в кружках, ничего не питавших кроме критических статей гг. Греча, Кс. Полеваго, Булгарина, Сенковского и иных, приучивших публику их читавшую и поныне еще может быть читающую, к извинениям в случаях их особенного расположения к тому или другому из авторов -- да в кружке замоскворецких или коломенских барышень, которые всегда думают, что им сказали что либо "в критику" -- но все же ведь он, этот пошлый вопрос, может возникнуть... потому что, при малой развитости понятий в большей части нашей публики, еще не привыкли уметь отделять расположение к дарованию от расположения к личности. Даже Белинский не успел приучить к этому. Большей части читающих, и даже пишущих, и даже иногда критикующих,-- непонятен тот процесс раздвоения на человека чувствующего и человека судящего, который совершается в критике; т. е. в лице, взявшем на себя трудную роль выражать свое личное сознание, примеряя его к общему сознанию. Сознавая свои особенные, личные симпатии к талантам, он так же подвергает самого себя, т. е. эти симпатии, суду и анализу как подвергает ему общее сознание -- разлагая как свое, так и общее на разумное и неразумное. Потому что ведь и в общем бывает часто известная доля неразумного. Общее конечно правее личного -- но когда? Только тогда, когда оно перейдет из настоящего в прошедшее: в минуту настоящего -- общее представляет только хаос, в котором волнуются и кипят и...
Входимость: 1. Размер: 33кб.
Часть текста: равнодушно-снисходительное отношение к "прозе поэта", -- с ней не считаются... Между тем и статья, и полемический тон автора, и даже вот это общее добродушное невнимание в высшей степени любопытны и показательны для современности. Насколько верен у Блока портрет А. Григорьева и верна исторически "судьба" его -- я не берусь судить. "Истории" вообще мало в статье, центр ее и смысл, во всяком случае, не исторический, т. е. никакой объективности в ней нет. А. Григорьев под пером Блока вырастает в символический образ; судьба его -- судьба русского человека, душа которого "связана с глубинами", с "прозябаньем дольней лозы", более сложная, чем души властителей жизни, стоящих только на "славных постах", под знаком "правости и левости". Судьба такого сложного человека -- гибель, ибо властители жизни не прощают "касания к мирам иным". Даже о Грибоедове и Пушкине Блок говорит: "... они погибли. Их наследие было опечатано..." -- "шумным поколением сороковых годов во главе с Белинским, "белым генералом" русской интеллигенции". "Белинский, служака исправный, торопливо клеймил своим штемпелем все, что являлось на свет Божий. Весьма торопливо был припечатан и Аполлон Григорьев..." Несколько раз оговаривается Блок: "Теперь, когда твердыни косности и партийности начинают шататься..." теперь, когда "русское возрождение успело расшатать некоторые догматы интеллигентской религии..." Но эти оговорки неубедительны. Не в исторической проекции видит Блок Григорьева: чувствует его как будто здесь, сегодня, в животрепещущей современности. Как будто еще сегодня "глумятся" над Григорьевым "властные", судя его с точки зрения "левости -- правости", и...
Входимость: 1. Размер: 14кб.
Часть текста: которых тщетно жаль, То старая и сладкая печаль, То всё — чему в душе забвенья нет! И стыдно мне, и больно, и смешно, Но стонов я не в силах удержать И к призракам, исчезнувшим давно, Готов я руки жадно простирать, Ловить их тщетно в воздухе пустом И звать с рыданьем… 2 Вот он снова — дом Архитектуры легкой и простой, С колоннами, с балконом — и кругом Раскинулся заглохший сад густой. Луна и ночь… Всё спит; одно окно В старинный сад свечой озарено, И в нем — как сон, как тень, мелькнет подчас Малютка ручка, пара ярких глаз И детский профиль… Да! не спит она, — Взгляните — вот, вполне она видна — Светла, легка, младенчески чиста, Полуодета… В знаменье креста Сложились ручки бледные!.. Она В молитве вся душой погружена… И где ей знать, и для чего ей знать, Что чей-то взгляд к окну ее приник, Что чьей-то груди тяжело дышать, Что чье-то сердце мукою полно… Зачем ей знать? Задернулось окно Гардиною, свеча погашена… Немая ночь, повсюду тишина… 3 Но вот опять виденье предо мной… Дом освещен, и в зале небольшой Теснятся люди; Мирный круг своих Свободно-весел… Ланнера живой Мотив несется издали, то тих, Как шепот страсти, то безумья полн И ропота, как шумный говор волн, И вновь она, воздушна и проста, Мелькает легкой тенью меж гостей, Так хороша, беспечна так… На ней Лишь белизной блестит одной убор… Ей весело. Но снова чей-то взор С болезненным безумием прильнул К ее очам — и словно потонул В ее очах: молящий и больной, За ней следит он с грустию немой… 4 И снова ночь, но эта ночь темна. И снова дом — но мрачен старый дом Со ставнями у окон: тишина Уже...
Входимость: 1. Размер: 60кб.
Часть текста: От Н. В. Гоголя к А. Н. Островскому §2. 5. «Коренное русское миросозерцание» и отечественная словесность. От Н. В. Гоголя к А. Н. Островскому. «Литература была всё и одно в области духа. Литературные симпатии были вместе и общественными и нравственными симпатиями, равно как и антипатии» {87}. Так писал Григорьев в 1861 г., говоря об «эпохе» 1830-40-х годов. Напомню, кстати, что словосочетание «всё и одно» соответствует древнегреческому выражению hen kai pan, которое появилось в элейской философии, затем перешло в неоплатонизм, чтобы добраться, по гностическим и теософским лабиринтам, до германской философии, приняв там вид термина Alleinheit , то есть «всеединство»[56]. Но это, как говорится, к слову. Интереснее и важнее другое. В приведенных словах Григорьева нетрудно уловить нотку легкой иронии по отношению к тем завышенным ожиданиям, которые вызывала художественная литература в годы его молодости. Вполне естественно, что и сам Григорьев подошел к отечественной словесности с подобными ожиданиями, которые выразились в его первой значительной статье, увидевшей свет в 1847 г. и посвященной «Выбранным местам из переписки с друзьями», а вскоре дополненной, как уже отмечалось, тремя письмами лично к Гоголю. Вместе с тем, эта статья и эти письма стали первой вехой на пути к более глубокому пониманию настоящего значения художественного слова (и шире – искусства) в национальной культуре. Вот одна (но не единственная) причина, по которой к «гоголевскому» началу литературно-критической деятельности Григорьева следует присмотреться ближе. Прежде всего, Григорьев совершенно не согласен с тем, что автор...
Входимость: 1. Размер: 22кб.
Часть текста: «взросления» в Замоскворечье, где сложилась его «вера в народ и народность», под которыми, как отмечает автор, он понимал не только крестьянство, но и городской средний класс, купечество и «даже попорченные элементы», вроде «так называемой дворни». Получив домашнее воспитание, Григорьев поступил на юридический факультет московского университета, где слушал лекции Т. Н. Грановского, М. П. Погодина, С. П. Шевырева. Его товарищами по университету были А. А. Фет (снимавший комнату в доме Григорьевых), Я. П. Полонский, С. М. Соловьев. Григорьев «был примерным студентом» (Б. Ф. Егоров) и по окончании учебы некоторое время заведовал университетской библиотекой, но в 1844 г. перебрался в Петербург, где целиком посвятил себя литературе («служба убивает» - из письма М. П. Погодину). Еще с 1843 г. Григорьев начал печатать стихи в «Москвитянине», а в 1846 г. в Петербурге вышла тиражом 50 экземпляров его первая (и единственная прижизненная) книга «Стихотворения», на которую откликнулся В. Г. Белинский, назвав автора «певцом собственных страданий». В начале 1847 г. Григорьев возвращается в Москву и вскоре женится на Лидии Корш (сестре Антонины); брак оказался крайне неудачным, несмотря на рождение двух сыновей. В том же году в газете «Московский городской листок» появляется «первая серьезная критическая статья Григорьева» под названием «Гоголь и его последняя книга» (речь...
Входимость: 1. Размер: 10кб.
Часть текста: язвил, В тоске больной и безотрадной, Своей иронией нещадной Всё, что когда-то он любил… А он любил, я верю свято, Офелию побольше брата! Ему мы верили; одним С ним жили чувством, дети века, И было нам за человека, За человека страшно с ним! И помню я лицо иное, Иные чувства прожил я: Еще доныне предо мною Тиран- гиена и змея, с своей презрительной улыбкой, С челом бесстыдным, с речью гибкой, И безобразный, и хромой, Ричард коварный, мрачный, злой. Его я вижу с леди Анной, Когда, как рая древний змей, Он тихо в слух вливает ей Яд обаятельных речей, И сам над сей удачей странной Хохочет долго смехом злым, Идя поговорить с портным… Я помню сон и пробужденье, Блуждающий и дикий взгляд, Пот на челе, в чертах мученье, Какое знает только ад. И помню, как в испуге диком Он леденил всего меня Отчаянья последним криком: «Коня, полцарства за коня!» Его у трупа Дездемоны В нездешних муках я видал, Ромео плач и Лира стоны Волшебник нам передавал… Любви ли страстной нежный шепот, Иль корчи ревности слепой, Восторг иль грусть, мольбу иль ропот — Всё заставлял делить с собой… В нескладных драмах Полевого, Бывало, за него сидишь, С благоговением молчишь И ждешь: вот скажет два-три слова, И их навеки сохранишь… Мы Веронику с ним любили, За честь сестры мы с Гюгом мстили, И — человек уж был таков — Мы терпеливо выносили, Как в драме хвастал Ляпунов. Угас вулкан, окаменела лава… Он мало жил, но много нам сказал, Искусство с ним нам не была забава; Страданием его повита слава… Как Промифей, он пламень похищал, Как ...
Входимость: 1. Размер: 25кб.
Часть текста: давало покоя Григорьеву на протяжении всей юности. С малых лет главной чертой характера Аполлона была чрезмерная чувствительность и впечатлительность. Он жил не рассудком и не здравым смыслом – все свои суждения Григорьев выносил на основании субъективного принятия или отвержения, никогда не опираясь на логику и объективность. Именно эта тотальная субъективность и является причиной непонимания Григорьева и современниками, и потомками. В детстве характер мальчика дал себя знать через необъяснимую тягу к чудесному и мистическому. Его окружали и питали суеверия и предания дворовых, он долго был под впечатлением рассказов старого деда, дальнего родственника, живущего в мезонине их дома в Замоскворечье, который только и делал, что читал священные книги и рассказывал с полной верой истории о мертвецах и колдунах. Поэтому же Аполлона рано увлек Гофман. Вот это фантастическое настроение было самым дорогим во всей его жизни. Он всегда стремился снова и снова испытать «это сладко–мирительное, болезненно дразнящее настройство, эту чуткость к фантастическому, эту близость иного странного мира» 2 . По темпераменту он был меланхолик. Часто по вечерам мальчик испытывал болезненное беспричинное тоскливое чувство. Переживание какой–то лишенности и покинутости в той или иной степени не покидало Григорьева всю жизнь. Родителям Григорьева было чуждо такое мироощущение. Отчужденность и замкнутость сына в семье постоянно росла. Безразличие отца Александра Ивановича (1787-1863), его ленивые наставления и беспричинные взрывы бешенства; мелочная, придирчивая, неотступная опека матери Татьяны Андреевны (1800-1854) – вот атмосфера...
Входимость: 1. Размер: 5кб.
Часть текста: отечества» Старчевского, «Русском вестнике» Каткова. С 1861 года Григорьев наряду с Ф. М. Достоевским и Н. Н. Страховым – один из ведущих критиков журнала М. М. и Ф. М. Достоевских «Время». После закрытия «Времени» в 1863 году – редактор еженедельника «Якорь» и сатирического приложения к нему «Оса», где в течение года были опубликованы около 60 его статей: передовицы, заметки, очерки, театральные обзоры и рецензии. С открытием в 1864 году нового журнала братьев Достоевских «Эпоха», критик возвращается в круг сотрудников этого органа почвенников, где и публикует последние свои статьи. Псевдонимы: А. Г.; Ап.; -в, Г.; Г.; Г-в; Гр.; А. А.; Григ. Ап.; Немец из русских; Ненужный человек; Один из многих ненужных людей; Трисмегистов А.; Присмегистов; А.; ***; 1-4; Ред. Изд.: Сочинения Аполлона Григорьева / Под ред. Н. Н. Страхова. - Т. 1. - СПб., 1876; Собрание сочинений Аполлона Григорьева: В 14 т. / Под ред. Саводника. - М., 1915-1916; Полное собрание сочинений и писем: В 12 т. / Под ред. В. Спиридонова. - Пг., 1918; Литературная критика / Под ред. Б. Ф. Егорова. - М., 1967; Сочинения: I. Критика / Под ред. В. С. Крупича. - Villanova, 1970; Эстетика и критика / Под ред. А. И. Журавлевой. - М., 1980. Искусство и нравственность / Под ред. Б. Ф. Егорова. - М., 1986; Сочинения: В 2 т. / Под ред. Б. Ф. Егорова и А. Л. Осповата. - М., 1990. Лит.: А. А. Григорьев. Материалы для биографии / Под ред. В. А. Княжнина. - Пг., 1917; Гроссман Л. П. Ап. Григорьев. Основатель новой критики // Три современника (Тютчев, Достоевский, Григорьев). - М., 1922; Ап. Григорьев. Воспоминания. – М. -Л., 1930; Егоров Б. Ф. Григорьев-критик // Уч. зап. Тартуского ун-та. - 1960. - Т. 98; 1961. - Т. 104; Марчик А. П. «Органическая критика»...
Входимость: 1. Размер: 9кб.
Часть текста: важное значение, подобный религиозный акт должен был привести в изумление: стараясь придать ему смешной и даже подлый характер, хотели только отстранить от себя тяжкий и ненавистный вопрос. Вопрос этот вот какой: "обязан ли я, и в какой степени обязан, ответственностью за все действия человек вообще и человек духа в особенности?" Как нарочно, вместе почти с Вашей книгою, явилась другая книга, наделавшая чрезвычайно много шуму... по крайней мере, в своем приходе, книга действительно блестящая, остроумная, резко-парадоксальная, profession de foi* в известном отношении; я говорю о "Кто виноват!" 1 В ней -романист высказал в образах или, лучше сказать, в призраках то же, что еще прежде высказывал в парадоксах мыслитель, ту основную мысль, что виноваты не мы, а та ложь, сетями которой опутаны мы с самого детства. Сколько ума, расточенного на отрицание высшего двигателя человеческой деятельности, свободы и сопряженной с нею ответственности, - сколько меткой злости, потраченной на то, что злости не стоит, сколько грусти, но не любовной, а эгоистической грусти - грусти не за святыню человеческого духа, а скорее за мелочное самолюбие! Но эта книга -важный факт; крайняя исповедь убеждений. Из нее следует, 1) что человек, глубоко чувствующий и горящий жаждою деятельности, должен обречь себя на бездействие, что следственно честный человек - синоним с бесплодным человеком; 2) что женщина - единственная задача жизни для мужчины и наоборот, а что вне этой задачи для того и другой - остается только умирать в безмолвном и гордом спгра-даньи, как выразился поэт этого направления 2 - 3) что никто и ни в чем не виноват, что все...